Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Дружинин ставил целью – в поучение современным отечественным писателям – отделить «реализм истинный» от «псевдореализма», которому предались, по его мнению, русские и даже чужестранные литераторы. В полном соответствии с неустанно пропагандируемой им теорией «артистического» искусства Дружинин называл гибельной для художников сосредоточенность на «преднамеренно сатирическом» изображении действительности («псевдореализм») и, наоборот, призывал воспроизводить «здраво-идеальную возвышенную сторону» жизни («истинный реализм»). Против современного «псевдореализма» «надо бороться и бороться неотступным образом». Творчество Крабба, по убеждению Дружинина, служит лучшим материалом для подтверждения истинности полнокровного, насыщенного поэзией взгляда на жизнь – «весь мир раскидывался перед его беспристрастным оком, и в этом мире для поэта не было уголков особенно милых или особенно ненавистных». Крабб «видел дурные стороны человека и в хижинах, и в чертогах, понимал добро и в сердце селянина, и в сердце вельможи, уважал людские страдания, но не облекал их в геройство. Он описывает жизнь во всей ее наготе и прозе, твердо веря, что все посланное нам Творцом нашим есть поэзия».[1107]

Пропагандируемой Дружининым олимпийской беспристрастности поэта Чернышевский противопоставил в «Лессинге» литературную деятельность, непосредственно связанную с исторической жизнью народа. В корне меняются задачи и структура повествования: «Особенно интересно» рассматривать литературу или результаты творчества какого-либо писателя «не в отдельности от других сторон жизни, как чисто художественную деятельность, а в связи с общею историею народа, как силу, властвовавшую над умами, нравами и жизненными стремлениями и приготовлявшую события» (IV, 9). Возражение теоретическим построениям, приверженцем которых был Дружинин, цементировалось на тезисе о глубокой связи литературы с общественными, народными интересами. Ныне русская публика «требует от литературы мысли и жизни» (IV, 47). Содержание лессинговых сочинений целиком бралось из немецкой жизни и касалось «живых тогда современных вопросов» (IV, 149). При Лессинге литература сделалась «средоточием национальной жизни» (IV, 72). Эпоха Лессинга в известной мере напоминает современное Чернышевскому положение, когда «первые надежды, первые требования народа обыкновенно высказываются устами его поэтов и литераторов. Народ, потерявший или еще не получивший силы действовать, по крайней мере, говорит, ищет света в слове, если не находит его в жизни, жадно слушает воодушевленных негодованием и надеждами своих поэтов» (IV, 46). «Воодушевленной негодованием и надеждами», а не беспристрастной и олимпийски спокойной представляется Чернышевскому, в отличие от Дружинина, деятельность русского литератора, сколько-нибудь озабоченного судьбой своего народа; «явно намекая на условия русской жизни, Чернышевский говорил о тупости казенной университетской науки, о раболепии перед авторитетами, о пользе гласности в деле исправления общественных нравов, о силе самостоятельного мышления в борьбе с общественными предрассудками и пр. Статьи о Лессинге для Чернышевского служили средством пропаганды моральных и общественных качеств демократического борца применительно к русской обстановке».[1108]

«Лессинг» – новый тип биографии, впервые вводимый в историю русской литературы. «После славы быть Пушкиным или Гоголем прочнейшая известность – быть историком таких людей» (IV, 720), – писал Чернышевский, высоко ценя труд биографа как важную составную часть историко-литературных изучений. В условиях возраставшего интереса русского общества к литературе критик постоянно напоминал о недостаточности усилий специалистов в создании жизнеописаний, хотя публике уже были известны биографические труды видных литераторов.[1109] Потребность «биографических монографий» «в настоящее время, – отмечал он в „Очерках гоголевского периода русской литературы”, – чувствуется живее, нежели когда-нибудь» (III, 195).

Выдвигаемый Чернышевским тип биографии определялся им как труд, имеющий «ученое достоинство» («ученый труд»). О такого рода работах он писал, например, в первой статье об анненковском издании сочинений Пушкина (II, 428). Общий недостаток большинства прежних жизнеописаний критик усматривал в неумении их авторов «обработать предмет с общей точки зрения» (II, 427) – в ненаучном объяснении важного для биографа вопроса о роли творческой личности в обществе, в истории. Потому биографию Лессинга он начинает рассуждениями о месте писателя в истории развития народа.