Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Незадолго до возвращения на родину Иванов оставил мастерскую и отправился в путешествие по Европе в надежде встретиться с людьми, способными, по его мнению, разрешить его вопросы. «Следя за современными успехами, я не могу не заметить, что и живопись должна получить новое направление», – писал он 1 августа 1857 г. Герцену, прося о встрече. Свидание состоялось, и в некрологе Иванова, опубликованном в «Колоколе» в сентябре 1858 г., Герцен передал некоторые подробности их беседы. «…Я утратил ту религиозную веру, которая мне облегчала работу, – говорил Иванов. – Мир души расстроился, сыщите мне выход, укажите идеалы. <…> Я мучусь о том, что не могу формулировать искусством, не могу воплотить мое новое воззрение, а до старого касаться я считаю преступным. <…> Писать без веры религиозные картины – это безнравственно, это грешно <…>» «Не знаю; сыщете ли вы формы вашим идеалам, – отвечал ему Герцен, – но вы подаете не только великий пример художникам, но даете свидетельство о той непочатой, цельной натуре русской, которую мы знаем чутьем, о которой догадываемся сердцем и за которую, вопреки всему делающемуся у нас, мы так страстно любим Россию, так горячо надеемся на ее будущность!»[1149]

После разговоров с Ивановым Тургенев писал Анненкову 31 октября 1857 г., что живущие за границей русские художники «плохи», «невежество их всех губит. Иванов – тот, напротив, замечательный человек; оригинальный, умный, правдивый и мыслящий».[1150]

В ту же поездку по Европе Иванов нанес визит Д. Штраусу, книгу которого знал почти наизусть. Правда, содержательной беседы не получилось: художник, не зная немецкого, говорил на итальянском, а Штраус, не зная итальянского, изъяснялся по-латыни, – но характерно настойчивое стремление Иванова доискаться до волновавших его идей во что бы то ни стало, «столько было в нем, – писал Тургенев в воспоминаниях, – добросовестного и честного желания истины».[1151]

Книгу Штрауса Иванов читал во французском переводе, выполненном Литтре с третьего немецкого издания «Жизни Иисуса». Когда вышло четвертое немецкое издание, Иванов обратился к И. М. Сеченову, в ту пору находившемуся в Германии, с просьбой сравнить тексты. «Я просил бы Вас, – писал он ему из Рима, – покорнейше сказать мне, где и когда я Вас могу наверное застать и нужно ли мне взять с собою 4-е издание для сличения его с третьим. Или оба они найдутся слегка в библиотеке, где мы с Вами свидимся. Одним словом, мне бы весьма хотелось попользоваться Вашим знакомством и сделать эту сверку, столь нужную для моего дела».[1152] Встретиться им не пришлось, и Иванов, воспользовавшись покровительством великой княгини Елены Павловны, привез запрещенные в России сочинения Штрауса на родину, чтобы найти здесь ученого, знающего немецкий и французский языки и способного разъяснить интересующие Иванова места.

В Петербурге Иванов установил широкие общественные связи. «Крайне уважая людей науки и знания, он старался побывать у всех, его интересовавших», – писал его современник М. Боткин.[1153] Его приглашали на литературные обеды, он познакомился с В. В. Стасовым, служившим в Публичной библиотеке, «величайшее удовольствие» доставляли ему беседы с К. Д. Кавелиным.[1154] Сам Кавелин в воспоминаниях, датированных 1879 г., писал, что он советовал Иванову, «к кому и как обратиться, что и как делать, чтоб он сам и его картина имели успех во влиятельных и предержащих сферах и проч.»[1155] По нашему предположению, Кавелин, в ту пору друживший с Чернышевским, и предложил художнику познакомиться с автором «Эстетических отношений искусства к действительности».

Встречу Чернышевского с Ивановым Н. М. Чернышевская относит ко времени «до 3 июля».[1156] Ю. М. Лотман уточняет дату: 23 июня. Основание – карандашные записки из архива Иванова, относящиеся «к последним дням его жизни»: «В понедельник к Чернышевскому до полудня, а оттуда в Государственную библиотеку», «В понедельник от 12 часов до 3-х в Государственной библиотеке».[1157] В. В. Стасов точно указывает, что в библиотеке Иванов был 2 и 23 июня.[1158] На понедельник приходятся обе даты, но лишь вторая относится «к последним дням жизни» Иванова. Предложенную Ю. М. Лотманом аргументацию дополняют опубликованные М. Боткиным письма Иванова к брату. Однако их содержание позволяет утверждать, что художник был у Чернышевского по меньшей мере дважды. Запись от 22 июня: «Замечательна моя просьба к Ч<ернышев>скому о переводе некоторых строк с немецкого, относящихся к будущим моим занятиям. <…>» Запись от 23 июня: «Отвозил книги к Ч<ернышев>скому: он обещался уведомить на квартиру о переводчике с них. Пробыл долго в Государственной библиотеке».[1159]