Разговор Чернышевского с Ивановым носил общий мировоззренческий характер. Из письма художника к брату от 23 июня видим, что перевод интересующих Иванова строк в книге Штрауса не стал конкретной темой их беседы. Судя по всему, Чернышевский просто не успел выполнить своего обещания ввиду неожиданной смерти Иванова.
Статья Чернышевского как бы завершала некрологическую страницу биографии художника, и по праву названа Боткиным «одной из лучших статей» о нем.[1164]
12. Знакомство с Добролюбовым
В «Лессинге» Чернышевского есть рассуждение, пропитанное горькими раздумьями автора о причинах духовного одиночества. Не в холодности или эгоизме дело, когда писатель вдруг начинает чуждаться литературного общества, «довольствоваться уединением». Лессинг, к примеру, просто «не встречал в жизни таких людей, дружба которых долго сохраняла бы силу над его задушевными стремлениями. Он был слишком многим выше самых лучших из тех, с которыми сводило его взаимное расположение и уважение. Слишком короткие сношения с кем бы то ни было скоро становились для него отчасти скучными, отчасти стеснительными…» Почти каждый, говорит Чернышевский, испытывал нечто подобное, но гениальными людьми это чувство переживается почти постоянно. «Надолго могут быть приятны постоянные, ежедневные беседы только между людьми, равными между собою. А таких людей почти не приходится встречать человеку, который сам составляет редкое исключение» (IV, 140–141). Духовное одиночество Чернышевского в «Современнике», усилившееся с отъездом Некрасова за границу, продолжалось недолго – уже в 1856 г. состоялись его знакомство с Добролюбовым, сразу же приобретшим его симпатии и дружбу.
Им суждено было непременно встретиться – Добролюбову и Чернышевскому. Для первого из них это важнейшее в его жизни знакомство случилось как раз впору: близился срок окончания института и остро вставал вопрос о будущем. Придется ли ехать учителем в какую-нибудь провинциальную гимназию, чтобы получить возможность содержать осиротевших братьев и сестер (родители умерли в 1854 г.), или, не снимая с себя семейных забот, отдаться неудержимо влекущей литературной работе. Конечно, Добролюбов выбрал бы второе, но оно казалось журавлем в небе. Встреча с Чернышевским определила судьбу 20-летнего Добролюбова, инициатора их первого свидания.
Имя Чернышевского как автора диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» и печатавшихся в «Современнике» «Очерков гоголевского периода русской литературы» было хорошо ему известно. Об авторе «Очерков» много рассказывал ему однокурсник по педагогическому институту Н. П. Турчанинов, учившийся у Чернышевского еще в Саратовской гимназии и не прерывавший связей с любимым учителем, перед которым благоговел.[1165]
Превратив свою студенческую работу в статью о «Собеседнике любителей российского слова», Добролюбов вручил ее Турчанинову для передачи Чернышевскому. Выбор журнала был сделан сразу и бесповоротно – «Современник». «Прочитав две-три страницы, – вспоминал Чернышевский много лет спустя, – я увидел: статья написана хорошо, взгляд автора сообразен с мнениями, какие излагались тогда в „Современнике”» (I, 755–756), и Чернышевский пригласил автора для встречи. Биографы датируют ее приблизительно апрелем 1856 г.[1166]Содержание их первой беседы, по свидетельству Чернышевского, сводилось в основном к решению вопроса о возможности писать для «Современника». Чернышевский не сомневался в способностях нового работника («я скажу Некрасову, вы будете постоянным сотрудником»), но могли сказаться сложные отношения еще не окончившего курса студента с директором института И. И. Давыдовым, и решено было повременить с публикациями. «Он возражал. Я, разумеется, – писал Чернышевский в воспоминаниях, – остался при своем» (I, 756). Однако напор со стороны автора был так силен, что пришлось уступить: в «Современнике» до окончания Добролюбовым института появилось несколько его статей.