На 100 лет вперед. Искусство долгосрочного мышления, или Как человечество разучилось думать о будущем

Немногие из нас добровольно согласились бы жить при такой диктатуре, особенно если учесть, что соблюдение законов обеспечивалось самурайскими мечами. Но в последние годы я все чаще слышу мнение, будто некая «милостивая диктатура» – это именно то, что нам нужно для преодоления кризисов, поскольку демократическая политика безнадежно близорука. Среди сторонников этой позиции Джеймс Лавлок, британский эколог и футурист, который говорит, что, «возможно, на некоторое время необходимо приостановить демократию» и, таким образом, справиться с глобальной экологической катастрофой. Вторя ему, Мартин Рис в статье о критических угрозах, связанных с изменением климата и биологическим оружием, пишет, что «только просвещенный деспот способен настоять на мерах, позволяющих успешно выжить в XXI в.»[154]. Это удивительное заявление, учитывая, что Рис – сторонник демократического процесса и даже основатель Межпартийной парламентской группы по вопросам будущих поколений (в качестве члена палаты лордов Великобритании). Когда я спросил его на открытом заседании, предлагает ли он диктатуру всерьез, в качестве политического рецепта борьбы с краткосрочностью, и предположил, что он просто пошутил в статье, Рис ответил: «Вообще-то я был наполовину серьезен»[155]. Затем он привел в пример Китай в качестве авторитарного режима, достигшего успеха в долгосрочном планировании, о чем говорят масштабные инвестиции в солнечную энергетику и ряд других стратегий. И многие в зале стали кивать в знак согласия.

Я не сторонник такого взгляда. В истории очень мало примеров, если они вообще есть, когда диктаторы оставались милостивыми и просвещенными в течение долгого времени. О том же свидетельствует и репутация Китая в области прав человека. Более того, как показывает индекс межпоколенческой солидарности, к которому мы еще вернемся в главе 9, нет доказательств того, что авторитарные режимы более склонны к долгосрочному мышлению и планированию, чем демократические. Например, Швеции без всякого деспота во главе государства удается черпать почти 60 % своей энергии из возобновляемых источников по сравнению с 26 % в Китае[156].

На самом деле, если проанализировать исторический опыт, можно обнаружить убедительные примеры того, как демократии делают долгосрочное планирование приоритетом своей политики. Но при каких обстоятельствах они готовы пойти на такой шаг? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется спуститься под землю, в канализацию викторианского Лондона.

Великое зловоние, или Как кризис может подтолкнуть к радикальному планированию

Представьте себе Лондон 1850-х гг. На самом деле важно не столько представить, сколько ощутить его запах. Со времен Средневековья все отходы жизнедеятельности в городе сбрасывались в зловонные выгребные ямы, наполненные разлагающимися нечистотами, или же прямо в Темзу. Хотя с 1830-х гг. были очищены тысячи выгребных ям, сама Темза на тот момент оставалась гигантской сточной канавой, которая одновременно служила основным источником питьевой воды в городе – лондонцы пили собственные нечистоты. В результате начались вспышки холеры, от которой в 1848 г. умерло более 14 000, а в 1854 г. – еще 10 000 человек[157]. Несмотря на это, городские власти практически ничего не делали, чтобы справиться с непрекращающейся катастрофой в сфере здоровья населения. Мешали им не только нехватка средств и мнение, что холера распространяется воздушным путем, а не через воду, но и частные водопроводные компании, которые настаивали на том, что питьевая вода, которую они качают из реки, исключительно чистая.

Кризис достиг апогея удушающе жарким летом 1858 г. В том году в городе уже были три вспышки холеры, а теперь в отсутствие дождя пологие берега Темзы обнажили отложения нечистот двухметровой толщины. Город наполнил чудовищный смрад. Терпеть его приходилось не только работягам: гнилостные испарения проникли в недавно отстроенное здание парламента, а новая система вентиляции только способствовала их распространению. Запах был настолько мерзким, что дебаты в обоих палатах пришлось прекратить, а парламентарии бежали из залов заседаний, закрывая лица тряпками.

То, что вошло в историю как Великое зловоние, в конце концов побудило правительство действовать. Премьер-министр Бенджамин Дизраэли в спешном порядке за рекордные 16 дней провел законопроект, который обеспечил столичному управлению городских работ широкие полномочия и долгосрочное финансирование, необходимое для строительства в Лондоне современной канализационной системы. Благодаря кризису, который не смогли игнорировать даже члены парламента, Великобритания приступила к одной из самых радикальных реформ общественного здравоохранения XIX в. Как писала The Times, «эти жаркие две недели сделали для санитарной администрации метрополии то же, что бенгальские мятежи сделали для администрации Индии»[158].