Один из важнейших уроков, которые преподносит нам история лондонской канализации, состоит в том, что успешное долгосрочное планирование должно быть основано на адаптивности, гибкости и устойчивости, изначально заложенных в проект. В своей книге «Как здания учатся» Стюарт Брэнд отмечает, что наиболее долговечными являются те здания, которые способны «учиться», адаптируясь с течением времени к новым условиям, открывая себя для разных социальных групп, легко расширяясь, модифицируясь или модернизируясь. Он проводит аналогию с живыми формами: «чем более приспособлен организм к текущим условиям, тем с большей вероятностью он менее приспособлен к неизвестным условиям в будущем»[162]
. Проект лондонской канализации может служить образцом для подражания. Сделав коллекторы вдвое шире, чем требовалось на тот момент, Базалгетт обеспечил долговременную адаптируемость системы, а использование лучших строительных материалов дало ей достаточную устойчивость, чтобы выдержать более века непрерывной эксплуатации. Конечно, примеры устойчивости можно найти не только в канализации викторианской эпохи, но и повсюду в природе: тонкая паутина выдерживает ураганный ветер, а потоотделение и дрожь помогают телу регулировать температуру[163]. Однако вопрос о том, как внедрить способность к эволюционному обучению в наши политические, экономические и социальные системы во избежание их паралича перед лицом меняющихся обстоятельств и внешних потрясений, остается открытым. В части III книги приводятся реальные примеры таких систем – от децентрализованных политических институтов, чутко реагирующих на изменения потребностей на местах, до гибкой экономической концепции космолокального производства.Другой, не менее важный урок заключается в том, что для активации долгосрочного планирования требуется острый кризис. Если бы депутаты не испытали на себе всю прелесть Великого зловония, могли бы пройти десятилетия, прежде чем проблему канализации в Лондоне начали решать всерьез, и за это время от болезней погибли бы сотни тысяч людей. На протяжении истории человечества долгосрочное планирование, как правило, начиналось в моменты кризиса, особенно когда он затрагивал тех, кто обладал политической и экономической властью. Это наблюдение не стало бы новостью для Карла Маркса или Милтона Фридмана, которые принадлежат к числу мыслителей, утверждавших, что фундаментальные системные изменения обычно являются результатом кризиса, который может сломать правила игры, бросить вызов традиционным взглядам и открыть дорогу новым возможностям. Это подтверждают и такие хорошо известные примеры, как национальная программа «Новый курс», запущенная в Соединенных Штатах в ответ на Великую депрессию, или введение британским правительством нормирования продуктов питания и бензина во время Второй мировой войны из-за реальной угрозы вторжения немецко-фашистских войск[164]
. Сюда же относится целая плеяда долгосрочных проектов и институтов, возникших из пепла этой войны: Европейский союз, Организация Объединенных Наций, план Маршалла, Бреттон-Вудская финансовая система, а в Великобритании – государство всеобщего благосостояния, массовое государственное жилье и национализация промышленности.Одна из причин, по которым нам не удается предпринять эффективных действий для решения проблемы климатических изменений – например, масштабные долгосрочные инвестиции в возобновляемую энергетику или карательное налогообложение выбросов углекислого газа, – заключается в том, что большинство людей (особенно на Западе) не воспринимают этот кризис как что-то, сопоставимое по своим угрозам со Второй мировой войной или хотя бы Великим зловонием. Последствия изменения климата ощущаются постепенно: планетарное потепление нарастает медленно, подобно тому, как нагревается вода, в которой заживо варится лягушка. И так же, как эта лягушка, мы не чувствуем опасности и можем попросту не успеть в последний момент выпрыгнуть из котла. Даже все возрастающего числа стихийных бедствий, связанных с изменением климата – от засухи в Кении до лесных пожаров в Австралии, – недостаточно, чтобы вызвать серьезные ответные меры. Неужели для пробуждения человечества нужна череда катаклизмов, которые непосредственно затронут влиятельных политиков и бизнесменов? Иными словами, надо подождать, когда Нью-Йорк и Шанхай опустошат ураганы, унеся десятки тысяч жизней, европейские столицы охватят продовольственные бунты после массового неурожая, а члены британского парламента будут вынуждены спасаться из затопленного Вестминстерского дворца на плотах, поскольку морские волны перехлестнут через плотину на Темзе?