На берегах Босфора. Стамбул в рецептах, историях и криках чаек

Очаровательные бариста встречали меня радушными улыбками и тут же принимались готовить гранд капучино, которым я обычно начинала рабочие часы. Писалось здесь прекрасно: кругом было море розеток, а главное, уютный садик с премилыми качелями для двоих на заднем дворе. Это место казалось идеальным для романтических утренних свиданий, которые могут перетечь в длительную прогулку вдоль изысканных дворцов у пролива, а завершиться где-нибудь на одной из уютных крыш Перы, скрытых от любопытных глаз. И только небу позволено любоваться счастливцами, затерявшимися среди шпилей и мансард ветшающих генуэзских построек.

В то утро рядом со мной сидела девушка с таким же розовым ноутбуком, но, в отличие от меня, она быстро стучала по клавишам, как будто бы записывала не собственные мысли, а набирала их по чьей-то указке – причем даже для наборщицы ее скорость впечатляла.

Я же, напротив, была сама не своя: буквы на экране скакали в разные стороны, а пальцы все время промазывали мимо нужных клавиш, так что после каждого слова мне приходилось возвращаться к нему, исправляя описку за опиской.

Когда писать не получается, я ищу оправдание своей лени и начинаю смотреть по сторонам. В этот раз мне повезло, так как у стены напротив стоял деревянный стеллаж со множеством книг и журналов. Я тут же проследовала к нему и ткнула пальцем в первый попавшийся фолиант. Это была игра с самой собой и удачей: что бы я ни выбрала, мне придется это читать. На обложке был изображен тот, кого моя дочь считала спасителем всех и вся. Я улыбнулась, а девушка-стенографистка впервые оторвалась от скоростного набора текста и улыбнулась мне.

– Увлекаетесь? – заинтересованно спросила она.

– Да нет, скорее моя дочь… Ей четыре года.

Она улыбнулась. Скоро мы уже мило беседовали обо всем, о чем только могут говорить люди одного пола, возраста и профессии. Такое совпадение казалось мне невероятным, и мы продолжали делиться мыслями, рецептами, адресами парикмахеров и рыбаков, которые привозят свежую рыбу прямо к порогу твоего дома. Правильней, конечно, сказать, что всеми этими полезными данными снабжала меня она, а мне лишь оставалось спешно записывать в свой лэптоп цвета пудровой розы, который наконец-то разогрелся от работы.

Ланч мы решили провести здесь же, и моя новая знакомая Дениз рекомендовала мне непременно попробовать ev mantısı[89], которые являются излюбленным блюдом стамбульцев всех поколений. Пока наш заказ готовили, я снова увидела книгу и хотела вернуть ее обратно на полку, как вдруг решила, что, возможно, именно сейчас я могу немного прояснить невероятный феномен почти векового преклонения. Дениз, узнав, чем забита моя голова, только рассмеялась:

– Не нужно принимать это так близко к сердцу. Это невозможно понять. Чисто наше, турецкое.

По правде сказать, такой ответ меня совершенно не устраивал. Я жила в Стамбуле, и мне необходимо было понять, как мыслят мои соседи по дому; голосистые продавцы симитов; рыбаки, у которых я покупаю свежую рыбу, и, наконец, моя родная дочь, ставшая частью этого общества намного раньше своей медлительной мамы.

– Понимаешь, это часть нашей традиции, которую мы когда-то себе придумали. Турки уважают власть, особенно если она дала им так много, как Мустафа Кемаль. Конечно, сейчас девушки не прячут его портретики в медальонах на груди, как это было раньше…

– Однако его портреты повсюду… И прятать не нужно…

– Это знак, это символ победы, напоминание о том, что мы – великая нация, которая когда-то смогла постоять за себя. Ты же читала историю Турции, так ведь?

Конечно, я читала учебники, монографии, просмотрела десятки документальных фильмов, но никак не могла объяснить себе феномен тотальной любви к одному человеку.