На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов

чтобы я мог ориентироваться. А то, получается, я не представляю себе ни макета, ни объема, ни даже имен толком. «Сырой» материал я тебе не хочу поставлять (кто там будет с ним возиться?), а уже готовые подборки определенного объема. Во избежание нареканий хотя бы часть материала должна быть организована «академически». Например, «К. Кузьминский “Поэзия Санкт-Петербурга (Ленинграда)”». И я ее делаю от предисловия до последней буквы, этаким компактным куском. Для этого мне нужно знать: количество отведенных страниц, количество строк, умещающихся на странице (какого формата будет твой альманах?). То есть – ты даешь мне площадь, а я ее использую. Иначе – какой смысл в подборке? Чтоб потом ее переделывать? А кто это будет?

Видишь ли, свои альманахи, которые я проектирую делать с тобой в будущем, я рассчитываю на жесткий объем и определенный порядок информации: 10 страниц общих статей, 30 страниц стихов, 20 страниц прозы и 20 страниц «специальных» статей. За счет стихов можно (в случае надобности) уширять прозу. Передние статьи посвящать искусству прошлого. Задние – проблематике нынешнего. Но середина – без вариаций. 80 страниц в месяц я могу поднять и сам: была бы машинка с типографским шрифтом и множительный аппарат. Тираж – 500 экз. А если бы ты поставлял репродукции – то чего лучше? Потом раз в год можно было бы делать «сводный» альманах.

Но сейчас надо начать с твоего, тем более если Володя Максимов поможет. Однако я не уверен, что окажусь-таки в Париже. Давай научаться порознь, но вместе. Пока ты будешь гастролировать по Америке, пришли мне в копиях (или хотя бы список с указанием количества) то, что уже есть и идет. И очень важно – чисто арифметические данные: сколько знаков будет на странице (прозы) и сколько строчек на листе (поэзии). А я уже помусолю карандаш и займусь подборкой. Те числа, что я привожу тебе, – округленные. Мишенька, страшное дело, как искусство смыкается с бухгалтерией! Но тебе и самому это известно: ведь печатаешь же репродукции. А я еще считать не научился.

Лежу вот в Вене и общаюсь с целым светом письменно. Ну, с тобой по телефону. Но ты вот прогляди быстренько мои письма, на какие вопросы ты не ответил? Дозвонился ли ты до Владимира Велле?[136] Дал ли ему мой адрес? Нашелся ли Жан-Жак? У него ведь кой-какие мои материалы. Ведь делов-то всех: позвонить (или черкнуть), дать мой адрес и попросить написать. А дальше я уж сам. Ведь как я буду писать Бетаки тому же или Эткинду? На деревню дедушке? У меня же, кроме тебя, в Париже никого.

Понедельник, поутру.

Продолжаю. Шер Мишель, скоро мои письма к тебе можно будет издавать отдельным изданием. А ты будешь отвечать картинками. Этакий эпистолырис. Но к делу. Получил седни 7 писем, из них одно Ровнера из Нью-Йорка. Это приятель Миши Мейлаха и Анри Волохонского, прозаик (см. «Русскую мысль»), поэт, жена пишет о поэтах Москвы и Ленинграда. Я его в лик не знаю, но мне его очень тепло рекомендовали, и рассуждает он здраво. Особенно о нью-йоркских москвичах. Об альманахе он еще не в курсе, но обмолвился (описался), что пишет (в частности, на английском идет статья «Россия – новые измерения», «о нас». Поминает Аронзона, Бокштейна и Бокова с портретами, впрочем, с последним знаком заочно по письмам и недавно). Я думаю попросить прислать его копию, может, интересно и для нас. И опять же жена.

Ах, Миша, Миша, если бы только серьезно, если бы не бросить на полпути! Кстати, о художниках. Профессор из Штатов[137], которому я давал материалы (Генкиной печати) в Ленинграде, присылает мне всё, что я просил по нашим художникам. У него есть и качественный большой слайд Тюльпана (как раз «Игра в карты», сам Тюльпан давал ему). Я попросил прислать. Посмотришь. Может, пойдет.

Мишка, а Анри – гений. Я вчера перечитывал его стихи – большего изящества, хулиганства и чуткости к слову я ни у кого не встречал. Ни один поэт в Санктъ-Петербурге не может с ним тягаться! Это, действительно, шаг вперед после Введенского-Хлебникова. Посылаю пока лишнюю копию «Стихов для Аси»[138], остальное – как только смогу сдублировать. Эти стихи не пойдут, надо цикл «Йог и суфий» и «О картах». Просто почитай и насладись. Выебонщик он редкостный – никогда не поймешь, где он серьезен, а где дурачит. То, что тебе нравится в Петербургской линии – изыск, утонченность, – всё в нем есть. После слона Охапкина в посудной лавке, где он со словом как с подковой обращается – то ли выкинуть, то ли сломать, и все слова гремящие, но абсолютно заменимые, – у Анри этого не найдешь. Обрати внимание на «Дельфина», как там работа с влажным «в» и «л» и стыки в третьей строке: «То взмыв весь ввысь вдруг вниз в вод пенный прах» – я такое встречал только у Божидара, а Божидара сам Хлебников гением назвал (19-летний харьковский гимназист, выпустил в 1914 одну только книгу «Бубен» и застрелился от любви к какой-то из сестер Синяковых – ах эти сестры! Одна загробила Асеева, другая – Петникова и Божидара, третья мозги Пастернаку ебла – ну и семейка!). А у Божидара сравни: