На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов

Теперь о канадском приглашении. Очень ко времени. Моя секретарша выходит «замуж» за одного, так сказать, начинающего поэта[194]. Он сирота, детдомовец, и поэтому в паспорте русский, хотя на самом деле – еврей. Он заказал приглашение в Израиль, но начинать надо моим методом: сначала в Канаду, а когда откажут – выложить израильское. Он поедет сам по себе, а она – ко мне. В Вене заявят, что они «сепарейтед», и начнут развод. Приглашения (вне зависимости, в Канаду или куда) делаются по стандартной форме, в полиции знают. Лучше посылать приглашение «на постоянное жительство к родственнику» (его, разумеется, он сирота, у него могут быть бабушки или тетки в Канаде, у нее же все родичи налицо, ей нельзя). Приглашение, разумеется, будет фиктивное, обязательства о материальном обеспечении – формальность, ими никто не воспользуется, нужно оно ТОЛЬКО ДЛЯ ВЫЕЗДА. А здесь есть кому помочь. Расходы – только на штемпель-марки при подаче приглашения (не знаю, какая-то мелочь, там в полиции скажут). Гостевые приглашения посылать бессмысленно, по ним почти никогда не отпускают, лучше уж сразу – «на постоянное жительство».

Данные:

муж – Гум Геннадий Александрович, 1951 г. рожд., проживающий по адресу: Ленинград, Зверинская ул., д. 42, кв. 89.

жена – Лесниченко Наталья Владимировна, 19<50> г. рожд., проживающая по адресу: Ленинград, пр. Тореза, д. 26, кв. 68.

Повторяю: родственников у него нет, так что, за вычетом папы-мамы, может кто угодно объявиться. Может быть (чем чорт не шутит?), и помимо Израиля отпустят. А я без секретарши погибаю, она уже стала нам родной в семье, и вдобавок у меня уже ноготь на пальце до мякоти сбит: одним пальцем же работаю! Мне без секретаря нельзя, я человек великий. А то Бёлль отвечает через секретаря, а я чем хуже? Словом, пошли эти данные как можно скорее! Ребята горят.

Последний пример: я тебе уже говорил о сборнике «32-х», о наших чтениях квартирных, о «Белых ночах». 14 декабря на площадь (Сенатскую) вышли «декабристы». Оргкомитет поэтов написал письмо в Ленгорисполком, сообщая, что поэты и художники желают почтить минутой молчания память декабристов (благо 150-летие!) и почитать стихи. Письмо в Ленгорисполком «не дошло», но площадь с утра была оцеплена милицией и войсками. В постелях поутру (еще до площади) арестовали Юлию Вознесенскую, Кривулина с женой, прозаика Бориса Иванова – словом, всю редколлегию, кроме меня и Пазухина. Арестовали фотографа Валентина Марию и студентку Кузнецову. Уже на площади взяли Синявина, Филимонова, Миньковского. Всех продержали на допросах 12 часов, до 7 вечера. Юлию Вознесенскую обвинили «в спекуляции коврами», когда она доказала, что ковров у нее нет, стали обвинять в спекуляции сапогами (которых у нее тоже нет). Милиция говорила публике: «Декабристы пришли!» На площади были поэты (Ширали, Игнатова), художники, не было только О. О.[195] (он сказал, что боится «пролития крови», есть еще в России Трубецкие!). Всех в конце концов выпустили. Да, сборник «32-х» получил положительную рецензию Майи Борисовой, и она на том стоит, невзирая на уговоры. Она заявила: «Чтобы не потерять целое поколение, вам надо научиться читать их стихи». Молодец девка! Если б она еще сама стихов не писала! Но вообще, смеюсь: Майя Борисова – одна их лучших поэтесс Ленинграда, из поколения Сосноры и Глеба.

Я послал заметку в «Русскую мысль», можешь по этим данным тоже куда-нибудь сообщить.

А секретаршу мою надо вытаскивать. А то вступит там в какую-нибудь партию, потом выцарапывай!

Мышь принесла с улицы голубка, мокрого и подбитого, обнаружили с Негой, сейчас завернул его в теплое, лежит, глазами мигает. Чего с ним делать? Голубок, похоже, почтовый. Мелкий, с красными лапками, черным клювом, сам черный, только на крыльях белые полоски. Никогда с голубями не возился, проще съесть, но жалко. Может, отогреется, хотя у нас в комнате и не теплее, чем на улице. Толстовский фонд «протестует», а мадам Кортус (хозяйка) на это чихает, ей платят, и хорошо. Нехорошо только нам. И голубку тоже, но ему хоть австрийского паспорта не надо, так летает.

Мышь уже неделю пишет тебе «трагическое» письмо, я же человек более комический, мне и здесь неплохо: диван есть, халат есть, да еще в ногах борзая.

Пан Рогойский (наш шеф) на Рождество летит в Штаты, 19-го. Попрошу его позвонить тебе, объяснить насчет собаки. А то я сам скоро залаю, завою и заскулю.

Роман мой почти закончен, но катастрофически не хватает материалов: здесь, в Вене, ничего нет. Не сможет ли в Штатах милейший сенатор Хенри Джексон дать мне рекомендацию в библиотеку Конгресса? Мне нужна тифанарская письменность туарегов, словари беш-де-мера, пиджин инглиш и пакеха-маори, здесь же ничего не достать. Роман получается крутой и соленый. Скандал обеспечен. Перевод – пока нет.

Когда голубок выздоровеет, пошлю его тебе с почтой.

Целую детей. Поклон Бобу. Твой – Конст.

29. А. Б. Ровнеру и В. А. Андреевой 19 декабря 1975 года

Вена (всё еще Вена!),

Хакенгассе 20–21,

декабря 19-го

Милые Аркадий и Вита!