На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов

On Guadalupe Street one hot day, I see him swaggering down the street in front of the University Bookstore, with his leathers, ragged-out jeans, belly, ravaged face, and trademark cowboy hat with a coin of Lenin on the ribbon, and a bullet-hole through his metallic head. “Kerol,” he says, “I cant stand it. No one notices. Here I’m walking down the street with a bullet through Lenin’s forehead, and no one cares.”[214]

Однажды жарким днем я увидела его, расхаживающего по Гвадалупе-стрит рядом с университетским книжным магазином в кожаных крагах, рваных джинсах, с брюхом, истерзанным лицом, в фирменной ковбойской шляпе, на которой была пришпилена монетка на ленточке с изображением Ленина, с дыркой от пули в районе головы. «Кэрол, – сказал он, – я не в силах этого больше выносить. Никому нет дела. Я вот хожу по улице с пробитой пулей головой Ленина, и всем по фигу». <3десь и далее перевод иноязычных текстов мой. – Э. М.>

Работа Кузьминского с аспирантами в Техасском университете свидетельствует о том, как быстро он привыкает к новой аудитории. В аспирантских и студенческих журналах Cherez и Thicket («Заросль») он вновь, как и в случае с The Living Mirror, выступает куратором и редактирует спецномер Thicket, посвященный поэзии диссидентов. В своем предисловии Кузьминский пишет о «ста значительных поэтах в Ленинграде» – в этом утверждении легко угадывается та тяга к всеохватности, которая впоследствии приведет его к гигантской многотомной антологии. Однако в обоих номерах «Через», в которых принимал участие Кузьминский, фигурируют лишь его близкие ленинградские товарищи: в первый, 1977 года, вошли подборки стихотворений В. И. Эрля, Ю. И. Галецкого, В. В. Гаврильчика, О. А. Охапкина и самого Кузьминского; во второй (1978) – В. Г. Ширали и Э. М. Шнейдермана, плюс одно стихотворение самого Кузьминского.

Ретроспективный взгляд на деятельность Кузьминского показывает, что «антологический принцип» созрел в нем задолго до АГЛ. В 1964 году, еще в Ленинграде, он составляет вместе с Б. И. Тайгиным «Антологию советской патологии». Вслед за выходом The Living Mirror Кузьминский выпускает в самиздате второй том антологии «Живое зеркало», в котором было почти в три раза больше поэтов (14), представителей неофициальной ленинградской поэзии или выходцев из нее, а затем и дополненный вариант «первого этапа» (также собравший тексты 14 поэтов)[215]. Затем он участвует в подготовке поэтической антологии «Лепта», задуманной как первый официальный сборник ленинградских поэтов, пишущих вне официальных институций (в «Лепте» должно было быть свыше тридцати поэтов). «Лепту» приняли на просмотр в издательство «Советский писатель» в 1975 году, но отвергли вскоре после отъезда Кузьминского в Вену. С собой в эмиграцию он берет также макет антологии ленинградской неофициальной прозы «Лепрозорий-23»; ряд антологий остался лишь в замысле.

Таким образом, АГЛ можно рассмотреть и как продолжение постоянно расширяющегося проекта «Живого зеркала», и как успешный «американский» вариант (или же «сиквел») того, что попытался осуществить ленинградский андеграунд в «Лепте». Как и в случае «Лепты», АГЛ приходилось методически и неутомимо протаскивать через «официальные», полуакадемические издательские инстанции – уже американские, – чтобы она наконец-то увидела свет. Успех американской антологии в сравнении с не вышедшей в СССР «Лептой», однако, нуждается в комментарии.