На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов

Кузьминский, который, по собственному признанию, всегда предпочитал быть шутом, чуждался не только скромности, но и других форм внешних приличий, часто совершая откровенные непристойности на публике. Среди его академических знакомых была и Барбара Футтерман, с которой Кузьминский познакомился, когда она была еще студенткой в Университете Питтсбурга; впоследствии она работала в Фонде Форда, который помогал эмигрантам «третьей волны». Судя по их переписке, Барбара была сама бунтаркой, но и она довольно строгим тоном пишет Кузьминскому о его непростительных пьяных проказах на славистской конференции AAASS[219] в 1977 году:

Where did you disappear? Like a fat, Texas style wisp of smoke, off you went. Well, at least we met once. Do you remember? You were in a drunken rage and managed to embarrass me in front of several old friends from Pittsburgh. You must bear in mind, dear one, that people are going to judge the validity of what you say about Yulia, and other friends in trouble, by the way you say it and the way you behave. I really did not think that anyone would take these problems seriously if you were parading about swearing, joking, and being rude, crude, and lewd – which does have its place, but not at a AAASS Conference, old man!

Куда ты подевался? Испарился как жирный техасский клуб дыма. Ну, мы хоть раз встретились, и то хорошо. Ты хоть помнишь? В пьяном гневе ты был твердо намерен опозорить меня перед несколькими старыми друзьями из Питтсбурга. Заруби себе на носу, дорогуша, что люди будут судить об истинности того, что ты говоришь о Юлии и других друзьях в беде[220], по тому, как ты это делаешь и как себя при этом ведешь. Я действительно не думаю, что кто-то отнесется к этим проблемам серьезно, если ты будешь постоянно ругаться, хохмить, грубить и сквернословить. Что, безусловно, иногда может иметь место, но только не на конференции AAASS, старина![221]

Однако именно независимое, бунтарское поведение Кузьминского часто привлекало к нему других ученых, которые могли разглядеть за эпатажем неординарную творческую личность со столь же неординарными познаниями. Боулт, давно уже полюбивший необузданный ранний авангард, писал Кузьминскому грустные письма из «скучной Новой Англии», когда он какое-то время преподавал в Уэллсли (Wellesley College) в начале 1980-х. И позднее, в начале 2000-х, он вспоминал их счастливые дни в Техасе: «Озеро, барбекю, стихи, стрельба, собаки…» (см. Приложение 4). Джеральд Янечек, еще один знаток русского авангарда, стал впоследствии одним из ведущих американских специалистов по послевоенной экспериментальной поэзии во многом благодаря Кузьминскому (который ему и сам рассказывал о многом и много с кем познакомил). Янечек тоже был не чужд «авангардному» поведению, по крайней мере, судя по его живому участию на «бурлюкском балу» в Лонг-Айленде в 1982 году.

На фото: составители антологии «Забытый авангард» (1988) А. И. Очеретянский (слева) и Д. Янечек (справа); третий составитель антологии, К. Кузьминский, остался за кадром.

3. Заключение: о Кузьминском в контексте позднесоветской неофициальной культуры и постсоветского периода