На берегах полноводной Сивини

— Ужель ты не видишь, что Антон на полголовы тебя перерос? А плечи какие? Взрослым становится. Что ему возле наших юбок сидеть? Мальчики все до мужчин тянутся. Отца-то нет. Что поделаешь, что прилип до этого… как его — Беспутный? Что поделаешь? С другой стороны сказать: колхоз доверяет этому Беспутному трактор.

— Это потому, что специалистов не хватает. Каждые руки дороги.

— Кто знает, может, и так. Робит ведь… мужик-то этот? И к Антону ласковый. Помнишь, тогда в грозу? Не покинул одного в поле, вызволил. Стало быть, душа в нем есть. Зачем ему парнишку дурному учить? Да и мы с тобой аль не живые? Будем приглядать.

Вера Михайловна махнула рукой:

— Ох, да делайте что хотите. Голова идет кругом.

— Ничего. Пущай спробует. Пущай.

XII

По селу зацвели сады. Сперва словно белой пеной покрылись вишни, за ними вырядилась в бесчисленные лепестки груша, а там и яблони. На заре в кустах заливались соловьи, а с ними и другая пернатая мелочь, и по Лашме свист стоял, звон.

Колхоз «Якстерь тяште»[6] отсеялся, и, как обычно, должен был состояться праздник в честь завершения весенних работ. В этот день проходили соревнования молодых пахарей: школьников местной школы и соседней дюркинской. Ученики ожидали этих соревнований с большим нетерпением.

Утро выдалось как по заказу — ясное, солнечное. Редкие облачка залегли над горизонтом, свежий ветерок еле-еле шевелил садовый цвет. Роса была обильная, и дождя никто не ждал, наоборот, считали, что день выдастся сухой, жаркий.

Школьников в Журавлиху из села везли на грузовике, а кто опоздал, мог доехать автобусом, который отходил от правления колхоза. Антон надел новый костюм, начистил ботинки. Баба Настя с вечера выгладила ему рубашку с богатой мордовской вышивкой. После завтрака прибежал Роман, друзья уже собрались в школу, когда зазвонил телефон.

— Сынок, — услышал Антон в трубке голос матери. — Сегодня я тоже еду в Журавлиху. Если хочешь, подброшу и вас на своем «газике». Кстати, заглянем на комплекс, посмотрите с Романом мое хозяйство. Согласны? Тогда подходите к правлению.

Полчаса спустя оба мальчика уже входили в каменное здание правления колхоза. Широкий коридор был выстелен зеленой дорожкой с красными полосами по краям. Мальчики читали таблички на дверях: «Главный агроном», «Главный механик», «Инженер-строитель», «Агроном-мелиоратор», «Председатель колхоза». Ага, вот мамины владения: «Главный зоотехник». Антон заглянул в кабинет, здесь никого не было.

— Кого ищете, молодые люди? — окликнул их высокий мужчина с усами, в сером костюме, с тройной орденской колодкой на груди.

Антон ответил.

— Вы сын Веры Михайловны, наверное? — сказал мужчина. — Идемте, она сейчас у меня.

Он привел мальчиков к двери с табличкой «Партком». Вера Михайловна тотчас поднялась со стула.

— Явились, мальчики? Сейчас поедем. Вот только закончу разговор с Григорием Никаноровичем. — Она кивнула на усатого мужчину с орденскими колодками. — Подождите меня на крыльце.

Друзья выскочили из правления.

Напротив здания правления блестела крытая железом крыша сельсовета, рядом в глаза бросалась вывеска почты, чуть подальше начинался торговый центр. Дома на площади были один к одному — с большими окнами, крытые шифером, у каждого пристроена веранда, чаще открытая, иногда застекленная. На высоких шестах установлены телевизионные антенны. Старые тополя, ветлы бросали на землю густую тень. У завалинок в пыли купались куры, ловко подгребая песок. Прыгали, резвились два щенка, катали друг дружку по траве.

— Глянь, кто сидит, — толкнул Антона локтем Роман и показал глазами налево.

На лавочке у правления, опираясь спиной о забор, развалился Лешка Кобзев. Голову его покрывала белая кепочка, желтая тенниска до локтя обнажала длинные, уже загорелые руки, синие хлопчатобумажные штаны были заправлены в сапоги с щеголевато завернутыми голенищами. Он лениво стругал перочинным ножом палочку и делал вид, будто не замечает одноклассников.

Друзья знали, что Лешка участник соревнования, и в душе завидовали ему.

— Ишь какой важный, — шепнул Роман.

— Воображает.

Оба понимали, что Лешка работает не хуже взрослого, недаром его выбрали бригадиром.

Из двери правления вышла Вера Михайловна. Одета она сегодня была нарядно, как и все, кто ехал в Журавлиху.

— Мальчики, садитесь в машину.

Ребята побежали к «газику». В кузове Роман вновь насмешливо кивнул другу на Кобзева:

— Пусть позавидует… долговязый шут.

— О ком это вы? — Вера Михайловна проследила за взглядом друзей, спросила: — Что за мальчик?

Антон нехотя ответил.

— Как же вам не стыдно? — укорила ребят Вера Михайловна. — Он же ваш одноклассник. Сейчас на соревновании будет выступать? Давайте и его заберем, место есть. Надеюсь, не будете возражать?

Друзья переглянулись и промолчали. Вера Михайловна открыла дверцу, крикнула:

— Леша! Кобзев! — И когда тот перестал стругать и поднял голову, приглашающе помахала рукой: — Садись с нами, подвезем тебя в Журавлиху. Автобуса еще долго ждать.

Видимо, Кобзев не ожидал такого предложения.

— Садись, садись… Мальчики, подвиньтесь.

— Спасибо.