Одним прыжком Кобзев очутился сзади Буруна, своими длинными большими руками схватил его за хвост и с маху так сильно крутанул, что бычок сразу осел на задние ноги. Он тут же вскочил, но Кобзев, словно повиснув на хвосте, крутанул в другую сторону, и бычок снова осел на пол.
— Беги, Ромка! — рявкнул Кобзев. — Чего ждешь? Беги… лапоть! Бегите все!
Со двора выскочил здоровенный скотник в черном халате, он услышал крик Веры Михайловны.
— Хватай с другой стороны! — приказал он Лешке и поймал Буруна за рог.
Лешка смело вцепился в другой. Бычок попытался вырваться, но скотник ловко подтолкнул его коленом в стойло. Лешка быстро поставил на место перекладину.
— Не помял? — отдуваясь, спросил скотник Романа.
Тот стоял белый, словно сметана, и молча показал на грудь.
— Придавил? Они тут, дьяволы, дичают, сердитые.
— Хоть бы с хлебом-солью подошел, — нервно засмеялся Кобзев. — А то за здорово живешь погладил! Он, брат, давно забыл твои прекрасные глаза!
Вера Михайловна вывела Романа во двор, заботливо осмотрела его — нет ли где крови, спросила, не ощущает ли он боли. Мальчик уже оправился и слабым голосом заявил, что все в порядке.
— У нас аптечка в бытовке есть. Идем, снимешь рубашку, может, ссадина какая. Йодом смажу. А хочешь, отвезу домой?
— Зачем? Нет. Я хочу с ребятами на праздник.
— Тогда посидите, ребятки, в холодке. Я сделаю свои дела, и поедем.
Она ушла. Мальчики остались одни. Внезапно Кобзев расхохотался.
— Зря, Ром, я сразу осадил бычка. Пускай бы он тебя хоть разок подкинул. Поумнел бы в другой раз.
Ромка слабо улыбнулся. Антон с недоумением посмотрел на Кобзева и ничего не сказал. Он был удивлен смелостью Лешки. «Самоотверженный какой!» Пожалуй, сам бы Антон не додумался до того, чтобы схватить бычка за хвост и осадить. «Ишь какой Лешка. Недаром у него такие здоровые руки». Пожалуй, он сильнее его, Антона, вот только не знает ни приемов самбо, ни борьбы.
Когда вернулась Вера Михайловна и поехали дальше на Журавлиху, Антон тихонько спросил Романа:
— Перетрусил, когда налетел Бурун?
Сперва Роман хотел было отрицательно качнуть головой, но покосился на Лешку и откровенно признался:
— А ты бы не перетрусил? У Буруна видел какие рога? Если б не Лешка… ну да ведь мы ему не чета.
Видно, Кобзеву понравилась похвала одноклассника.
— Здорово Бурун, чертяка, вымахал за год. А? Знатно я его завернул. Будет помнить, как на людей бросаться.
И стал рассказывать, что, когда он еще был маленьким, у них на улице жил здоровенный козел. Какого мальчишку ни увидит, так и поддаст рожищами.
— Все его боялись. А я всегда на нем катался. Вскочу, уцеплюсь за холку и держусь как блоха.
Болтливость Кобзева не понравилась Антону. «Чего бахвалится? Во-от трезвонит!»
Машина бежала полевой дорогой. Навстречу им конюх дядя Миша гнал с луга правленческих лошадей. Их было четыре, и все поводьями связаны одна с другой. Длинный недоуздок прикреплял их к саврасому коню дяди Миши. Самым ближним к машине шел Антей, стеля хвост по ветру, легко перебирая ногами в белых чулках.
Мальчики выглянули из машины:
— Антей! Антей!
Жеребчик слегка повернул голову, словно желая разглядеть, кто его зовет, поставил уши и, взбрыкнув еще не подкованными копытами, побежал дальше.
— Эх и конек! — прищелкнул Кобзев пальцами. — Все собираюсь объездить его.
— Так он и дался! — тихонько засмеялся Роман.
«Совсем расхвастался», — подумал Антон уже с прежней неприязнью. Теперь ему хотелось осадить Кобзева. Он понимал, что случай на комплексе принесет Лешке славу.
— Сбросит, — сказал Антон. — Антея лишь жокей усмирит.
— Хе! — с видом превосходства усмехнулся Лешка. — Вот увидите. Как шелковый пойдет подо мной. Хотите пари?
— Идет, — тут же согласился Антон.
Мальчики сцепили руки, Роман разнял их ударом ладони, по привычке произнеся: «Чур, не отвечаю». Вера Михайловна засмеялась.
— Ребята, ребята! Вечные спорщики!
Далеко на излучине блеснула Сивинь, придвинулся лес, открылись домики пионерлагеря, длинные парники. Въезжали в Журавлиху.
XIII
Луг на опушке густого черемухового леса, казалось, двигался — столько здесь собралось народу. В тени приткнулись легковые автомашины, грузовики, мотоциклы. В трех местах под тентом бойко торговали буфеты, блестели обручами огромные бочки с пивом, квасом. В стороне тюкали топоры плотников: на скорую руку сооружали трибуну. Шум, гомон, смех слышались еще издали.
— Ого, народищу! — удивился Антон.
— А как же. После соревнований пахарей — праздник. Сев завершил колхоз.
Луг цвел золотистыми одуванчиками, незабудками, гвоздикой. Ноздри сами втягивали их сладкий запах.
— Вон наши, — сказал Роман, как только все вышли из машины.
К ним подбежала Таня, не стесняясь, опустила руку на плечо Антону.
— Болейте за меня, ребята!
— Боишься?
— Сказать вам правду? Вот тут, под самой ложечкой, что-то трясется.
Таня засмеялась. По тому, как горели ее щеки, блестели черные глаза, Антон видел, что в ней действительно напряжена каждая жилка. Она была в кофточке, коричневых брюках, волосы собрала пучком и спрятала под такой же белый картуз, какой был и у мальчиков.