На берегу Тьмы

Вернувшись после крестного хода домой с Великой агиасмой[40], работники во главе с Николаем приступили к праздничной трапезе. Начали с испеченного накануне печенья – крестов, запивая их освященной водой и нахваливая кухарку. Все печенье поначалу было именным – Агафья ножом пометила каждое особым тайным, одной ей известным символом. Как испеклось – такой жизненный крест придется нести в этом году человеку. Если получилось золотисто-румяным, то и год будет удачным и благополучным. А вот если растрескалось – к трудностям, переменам в судьбе. Но если крест вышел горелый или непропеченный – ждали беды, болезней. В этом году вся выпечка, включая крест самой Агафьи, растрескалась и подгорела. Расстроенная кухарка, задумавшись, вышла на улицу и потихоньку, никому ничего не сказав, скормила все неудавшееся печенье курам, чтобы «избыть» горе, хотя на Крещение кур обычно не кормили, чтобы те не копали летом огороды. Бог с ними, с огородами… Такого с ней никогда не случалось, чтобы вся выпечка не удалась. «Видно, – думала Агафья, – тяжелый год предстоит для всех». Что же ждет их? Агафья снова замесила тесто, уже не помечая, – и следила за крестами неотрывно, пока те не вышли румяными и пропеченными. Именно их кухарка и подала на стол.

Николай, пока все сосредоточенно ели, внимательно рассматривал Катерину. В последнее время она избегала его – уже несколько недель не попадалась на глаза. Но как она изменилась! Семейное счастье ли так повлияло? Налилась цветом, движения ее стали более плавными, аккуратными. Взгляд преобразился: стал мягче, на щеках появился румянец. Николай вдруг понял: она беременна. Но сама она еще не знала, что носит под сердцем ребенка. Сашка, этот мальчишка, еще не догадывается об их грядущем семейном счастье! Ну что же – это ожидаемо, они муж и жена. Пока он долгими мучительными ночами один лежал в холодной постели, этот нелепый романтик любил ее, владел ею! И вот оно – свидетельство! Но почему же так скоро, когда не успел еще смириться с тем, что она никогда не будет принадлежать ему, когда все еще думает о ней? Настроение у Николая испортилось. Он увещевал себя, что все так, как должно быть, но хотел, чтобы эта трапеза скорее закончилась и можно было бы спокойно уйти в кабинет и побыть там в одиночестве. Однако каждый год на Крещение он устраивал праздничный обед. Ушел бы сейчас – обидел бы их, не уважил тех, кто много лет работал на него и на его семью, особенно в эти непростые времена, когда помещиков ни в грош не ставили. Николай решил остаться и продолжить беседу как ни в чем не бывало, не теряя лица.

С ними за столом в этот день сидел Иеремий, схимонах из Оптиной – дальний родственник Агафьи. Откусив кусок печенья, Иеремий сказал:

– Говорят, война идет.

– Как война? – всполошились бабы. – Год-то не високосный – тысяча девятьсот четырнадцатый.

– А вот есть у нас в Дивееве одна блаженная, так говорит, что через годок все мужчины зипуны на серые переменят. Разбойнички в Царство Небесное так валом и повалят.

Александр удивился:

– Как понимать-то это? Зипуны? Разбойнички?

– А так, – объяснил схимонах, – убиенные на войне солдаты, хоть и грешники в мирской жизни, прямиком в Царство Небесное попадут.

Учитель Наташи, Григорий Иванович, вышедший в свое время из семинарии, но так и не решившийся стать священником, слыл человеком очень верующим. Услышав слова Иеремия, перекрестился:

– На все Воля Божия!

Николай спокойно заметил:

– Да блаженные так говорят, что и не разберешь, что они хотели сказать. Догадываться надо. Никогда не понимал эту потребность людей стремиться к блаженным, старцам, объездить как можно больше монастырей, как будто это что-то меняет.

– Да-да, я согласен, – подхватил Александр, – я так думаю: делай свое дело, трудись, соблюдай заповеди. Что еще надо? Вся мудрость уже в Евангелии записана. А война, кто же ее знает? Может, будет, а может, и нет.

– Один монах в скиту близ Оптиной видел в крест, – возразил Иеремий, – а под крестом огненный херувим. После на том же восточном небе он увидел ножны и падающий из них с неба меч. Будет война, – твердо заявил Иеремий, – а потом Антихрист через три года появится.

– Господи, помилуй нас грешных, – снова перекрестился Григорий Иванович.

Мужчины молчали. Катерина побледнела: тошнота подобралась совсем близко. Взглянув на нее, Иеремий вытащил из-за пазухи сырое яйцо и дал Катерине:

– На, возьми.

Катерина недоверчиво взяла странный подарок. Монах протянул второе яйцо Александру.

Александр спросил:

– Что ж остальных подарками не жалуешь?

– А им без надобности, – сказал Иеремий и продолжил, грозя пальцем: – Много предвестников в последнее время. На Афоне сказали, что скоро сами стихии изменятся и законы времени поколеблются. День будет за час, неделя за день, и годы будут лететь как месяцы. Наступило время сына погибели, Антихриста.

Катерина почувствовала себя совсем плохо. В висках зашумело, стало не хватать воздуха.

– Агаша, помоги выйти мне, – попросила она шепотом кухарку.

Агафья вывела Катерину на воздух:

– Катька, а ты, часом, не тяжелая?

– Не знаю я.

– Тошнит?