На берегу Тьмы

– Да уж неделю как. Может, отравилась.

– Чем это ты отравилась-то? У меня-то? С моей-то стряпни? Не-е-ет. Тяжелая ты, – ухмыльнулась Агафья.

– Правда?

Эта мысль, надежда на то, что у нее родится ребенок, обрадовала Катерину. Она представила, как будет доволен Александр, узнав эту новость.

Агафья стала распоряжаться:

– Так, значицца, положи кусок грубого льняного полотна на соски – чтобы закалялись. На уродцев на ярмарке не смотри, а то ребенок некрасивый народится, – припоминала Агафья, – веревку никакую в руки не бери – чтобы обвития не случилось. И молись, а то с пузом ходить – смерть на вороту носить.

– Ох, страшно-то как ты говоришь!

– Ну, страшно – не страшно, а уж взад не воротишь. Когда мужику своему скажешь? Ох, и рад он будет! Бог даст – мальчик.

– Хоть и девочка. Я все одно рада.

– А вот тебе и яйца, что Иеремий дал! – осенило Агафью. – Ох, сдается мне, что старец он, хоть и не признается!

На следующий день Катерина кормила Наташу завтраком. Еще оставалось время до уроков с Григорием Ивановичем, и непоседливая девочка решила затеять салки. Катерина отказывалась, и Наташа начала канючить:

– Ну Катя, давай побегаем, Катя!

Катерину с утра мутило, но теперь она знала причину своего недомогания, внутренне свыклась с этим состоянием:

– Наташенька, давай лучше вышивать поучу тебя, ты уже большая!

– Нет, – топнула ногой девочка, – давай! Ты, как замуж вышла, стала скучная, все сидишь, не любишь меня больше.

– Что ж ты такое говоришь, – обиделась Катерина, – конечно, люблю. Как раньше. Просто неможется мне сейчас.

Николай не спал всю ночь, думал о Катерине, о ее будущем ребенке. И теперь, наблюдая эту сцену сквозь приоткрытую дверь, вошел в столовую и вмешался:

– Наташа, Катерина теперь замужняя женщина, ей негоже бегать с тобой в салки.

– Но я хочу! – упрямо топнула ножкой девочка.

– Ты уже большая – должна понять.

– Не хочу понимать! Пусть делает то, что я велю!

– Я сейчас накажу тебя, если ты не уймешься, негодная девчонка! – рассердился Николай. – Ступай заниматься!

Девочка выбежала, в гневе швырнув под стол свою серебряную ложечку.

Катерина покорно опустилась на колени и стала шарить под столом. Николай бросился помогать Катерине:

– Негоже беременной женщине по полу ползать.

– Неужто Агафья…

– Да какая Агафья? – устало вздохнул Николай. – Я сам знаю. Изменилась ты – похорошела.

Отыскав ложечку, Катерина поднялась и стала смущенно теребить платье.

– Я рад за тебя… за вас.

– Я тоже, но… теперь ведь все точно будет по-другому?

– Не понимаю, о чем ты.

– Вы не будете боле?..

Николай поспешно прервал ее. Ему хотелось поскорее закончить разговор, который сам так глупо начал. Вдруг испугался откровений с ней, которые могли привести к чему угодно: не хватало еще сейчас объясняться с чужой беременной женой:

– Какой теперь станет твоя жизнь – своего мужа спрашивай. Как ты там говорила? Ах да – ты должна слушаться мужа, делать все, что он говорит, доверять ему.

– Так говорите, будто виноватая я в чем.

– Ничего подобного, Катерина. Да и какое тебе дело, что я говорю? Теперь у тебя другая жизнь, другие заботы. А теперь прошу прощения. – Николай стремительно вышел из столовой, кляня себя за грубость и этот ненужный глупый разговор.

Вечером Александр лег в постель, обнял Катерину и стал привычно целовать в шею, торопливо развязывая ленты на кружевной рубашке. Катерина аккуратно отстранилась:

– Нельзя нам боле, Саша.

– Что случилось?

– Беременная я.

– Как? Правда?

– Правда!

– Катя, милая ты моя! – Александр вскочил с постели, подхватил Катерину на руки и стал кружить по комнате.

– Ну тише, тише.

– Я не могу тише! Я стану отцом! У тебя под сердцем будущий Сандалов! Продолжение моего рода! Как же я рад, Катя!

Вдоволь наговорившись и помечтав о будущем, они лежали обнявшись на кровати. Катерина чувствовала себя счастливой: «Он рад! Как хорошо!» Александр, поглаживая ее живот через рубашку, спросил:

– Так что же, теперь совсем нельзя?

– Нельзя, Саша, – плохо это.

– А когда же можно?

– После родов сорок дней пройдет – и можно.

– Так это же почти целый год!

– Ну что же делать, милый? Грех есть грех.

Александр давно уснул, а Катерина все никак не могла успокоиться и ворочалась с боку на бок: в один момент жизнь переменилась, ведь теперь она ждала ребенка. Одолевали сомнения и страхи: радовалась беременности, но боялась умереть от родов, как бывало иногда в Дмитрове, когда она жила у отца с матерью. Особенно запомнилась смерть одной женщины, не намного старше теперешней Катерины: за нее, высокую, статную и светловолосую, сваталось все неженатое село. Она выбрала себе пару под стать, а когда забеременела, сделалась еще краше – несла свой живот, как царица. Бабы завистливо смотрели ей вслед. Но во время родов умерла, а муж с горя повесился в амбаре. Ребенок родился уродом и бегал теперь неприкаянный по селу. Что на роду написано, то и будет. Но такой судьбы Катерине не хотелось.