На берегу Тьмы

Провозившись с ягодами все утро, принялись наконец варить. Агафья притащила четыре медные сковороды с длинными деревянными ручками и растопила плиту. Поставила две сковороды, предварительно отмерив в них воды и сахара, еще как мать учила. Или свекровь? Уже не вспомнить… Когда сироп разогрелся, расползся и стал то тут, то там покрываться пузырьками, кухарка добавила по ложке патоки – чтобы варенье не засахаривалось. В кипящее сладкое варево Катерина осторожно засыпала исходящие соком, обмякшие бессердечные ягоды. Вскоре показалась тревожная ароматная пена, сначала нерешительно потопталась у краев, а потом, осмелев, с нарастающим гулом и шипением захватила всю кипящую поверхность «вари». Кухня наполнилась беззаботным летним ароматом. Сковороды задребезжали, и Агафья, ухватив ложкой капельку сиропа, опустила ее в воду – та пошла ко дну.

– Готово! – радостно оживилась Агафья. – Давай следующую партию. – И убрала две сковороды с кипящей «варей» на стол, отдохнуть.

Катерина тем временем поставила на плиту две новые сковороды, с которыми предстояло проделать ту же операцию, и приготовилась отмерять сахар.

В кухню ворвался взъерошенный Ермолай:

– Всеобщая мобилизация! Война с Германией!

Агафья упала на колени:

– Господи помилуй!

– С чего ты взял? – не поверила Катерина.

– Нарочный из Старицы прискакал – указ на площади зачитывал. А чего зачитывать? – сплюнул Ермолай. – Одни старики с детями в Бернове сидять. Мужики с бабами на сенокосе сейчас.

Как назло, Николай и Александр тоже уехали в поле.

– Ты скачи, Ермолка, барина с управляющим найди, им скажи, – попросила Агафья. Когда Ермолай вышел, завыла: – Ох, чуяло мое сердце беду! Ох, останемся мы сиротинками! Ох, правду старцы сказали!

– Что делать-то, Агаша? – тоже начала всхлипывать Катерина.

Вид плачущей Катерины на последних неделях срока привел кухарку в чувство. Еще разродится со страху, не дай Бог. Агафья встала и закрыла чугунными крышками горелки:

– Ты давай успокойся, милая, не про то забота твоя. Про ребятеночка свого думай. А мужики сами разберутся. Вот Николай Иваныч приедет и все нам правильно скажет.

Пришла, утираясь платком, заплаканная Клопиха:

– Ох, беда! Мужиков наших на смерть отправляем!

– Ты чего городишь-то, – вмешалась кухарка, показывая на Катерину, – может, и обойдется как-нибудь. Уж царь-батюшка наш не допустит погибели своих ребятушек-то.

– Ох, мой Васенька! – не унималась Клопиха. – Не пущу!

Григорий Иванович зашел на кухню, отрезал себе ломоть хлеба и сказал:

– А я поручаю себя Царице Небесной. Хочу пострадать за веру святую, за царя-батюшку и родимую мать-землю русскую, за православный наш народ. Пострадать, да и помереть в сражении. Не поминайте лихом, – с этими словами он поклонился и ушел – поехал в Старицу.

Вскоре во дворе заржали лошади: прискакали Николай с Александром. Александр стремительно вбежал на кухню и обнял Катерину:

– Катя, родная, иду отечество защищать! Пора!

Катерина опешила:

– Неужто ты поедешь, не дождавшись родов? А убьют тебя, так и не узнаешь, кто у тебя, сын или дочь?

– Так ведь всеобщая мобилизация, Катя, война, как же можно!

Николай, который пришел после Александра, вмешался, стал успокаивать Катерину:

– Поедем завтра в Старицу – может, и не мобилизуют, – у него после окончания университета отсрочка, к тому же единственный кормилец в семье.

– Как? Сидеть и трусливо штаны протирать, пока другие воюют? – встрепенулся Александр.

– Во-первых, нечего горячку пороть, может, мы немца напугаем, и не будет никакой войны, а во-вторых, у нас сенокос сейчас – об этом тоже надо подумать. Чем лошадей на войне кормить, воздухом? Не будет сена – не будет и победы, кавалерия воевать не сможет. Делай каждый свое дело! И вы все не ревите! – начал выходить из себя Николай. – Что тут? – он подошел к столу, на котором стояла еще горячая сковорода с ароматным вишневым вареньем. – Вот и варите, запасайтесь на зиму!

– Барин, а старцы-то все знали – быть войне-то, – запричитала Агафья.

– Чему быть – того не миновать, – отрезал Николай. – Немца побьем, и все! Не реви, – он подошел к Агафье и обнял ее за плечи.

Катерина, бледная, в оцепенении, сидела на лаве. Слезы куда-то пропали. В один миг ее счастье исчезло. Неужто останется совсем одна? Как выдержать такое горе? Муж уйдет воевать. А что, как ребенок сиротой вырастет, так и не увидит своего отца? Катерина почувствовала, как дитя неистово забилось у нее под сердцем, как будто услышав ее горестные мысли. Катерина стала ласково гладить живот, но резкая боль обхватила поясницу и тут же теплая вода потекла у нее между ног на пол.

– Саша!

Александр бросился успокаивать жену:

– Не бойся, я дождусь, не оставлю тебя.

– Уже, уже началось!

– Как? – испугался Александр. – Что же делать?

Агафья опомнилась первой:

– Ну вот, напужали бедную! Рожает раньше срока! Повитуху нужно! Ермолай! Ехай за ей!

Ермолай, занятый мыслями, мобилизуют его по возрасту или нет, больше всего хотел сейчас выпить, а не мчаться опять через все село:

– За кем ехать?