На берегу Тьмы

– Мы с Егоровной договорились. Скорей! Да смотри не говори, что Катька рожает! Скажи, пусть приходит – лошадь обещалась посмотреть. – Агафья стала растирать спину у стонущей Катерины.

– Какую лошадь? – не понял Ермолай.

– Скажи Егоровне, что лошадь нужно посмотреть – она поймет!

– Да что сделается от родов бабе? Хоть корова вырасти у ней в пузе – и та выскочит, – с досадой сплюнул Ермолай и поехал за повитухой.

Николай, хладнокровно воспринявший весть о войне, в первые минуты схваток Катерины тоже растерялся. Сейчас, после слов Ермолая, опомнился, засуетился:

– Черт! И Петр Петрович как раз в Старицу поехал. Давайте-ка ее наверх, в мою спальню.

Катерина, хоть и мучилась от боли, стала противиться:

– Нет, Саша, вези меня домой!

– Куда? Ты еще по дороге, не дай Бог, родишь!

– Неудобно это! – Мысль о том, чтобы рожать в постели Николая, показалась ей противоестественной, дикой.

– Ничего, как барыня рожать будешь, – успокаивала Агафья.

Николай подхватил ее под одну руку, Александр – под вторую, и мужчины повели стонущую Катерину в спальню.

Со словами: «Помогай, Бог, трудиться!» скоро пришла Егоровна. Николай и Александр вышли, оставив Катерину с повитухой и Агафьей.

Катерину переодели в чистую рубаху, распустили волосы и дали выпить крещенской воды. Клопиха помогать в родах не пошла, но, сама мать, сжалившись над страданиями роженицы, зажгла во всем доме перед иконами Сретенские и Пасхальные свечи. Детей приказала увести в дальний конец дома.

– Эх, бабья мука. – Егоровна начала растирать живот и спину Катерины коровьим маслом. Зажгла в изголовье веточку полыни.

Николай с Александром отправились дожидаться в кабинет, но и туда из спальни явственно доносились крики Катерины. Каждый раз лицо Александра искажалось:

– Не могу это слышать. Все я виноват!

Николай спокойно принес водки, налил, заставил Александра выпить и закусить огурцом.

– Бедная Катенька, жена моя, – заплакал Александр.

Николай достал портсигар, закурил и подошел к окну. Боялся, что Александр догадается о его чувствах: он готов был бежать к Катерине, помогать ей, держать за руку.

Катерина кричала. Было слышно, как ее под руки, что-то приговаривая, водили по комнате. «Ты все равно потеряешь его», – зловеще стучали в ее ушах слова ведьмы.

– Господи, возьми меня, меня, грешную, но спаси его! – взмолилась Катерина.

– Отоприте все замки, откройте двери! – распорядилась Клопиха, прибежавшая на крик.

Александр с Николаем бросились открывать все сундуки, шкафы и двери в усадьбе.

Было за полночь. Роды затягивались – ребенок не появлялся. В кабинет пришла измученная Агафья:

– Ехайте к батюшке – пусть Царские врата откроет и молебны прочитает святым Варваре и Катерине.

Александр в забытьи сидел за столом. Николай подхватился:

– Я сам, ты тут оставайся!

Николай понимал: если повитуха попросила открыть Царские врата, да еще посреди ночи, дело плохо – Катерина не могла разродиться.

Пока Николай ездил в церковь, Катерину заставляли ходить вверх-вниз по лестнице, дуть в бутылку, окатили ледяной водой из ушата. Ничего не помогало: схватки затягивались.

Когда Николай вернулся, Катерина все еще не родила. Александр в оцепенении сидел в кресле: страх потерять жену, ее крики за стеной обездвижили его.

– Вот что, барин, – мокрая от пота Агафья вошла в кабинет. – Ты зайди в спальню-то. Есть такое средство. Она тебя напужается и родит – повитуха так велела. А ты, – она кивнула на Александра, – снимай штаны и переодевайся во все женское, Катьке легче рожать будет. – И Агафья бросила в него что-то из своей одежды.

– Правда? – не понимал Александр.

– Егоровна приказала – правда.

Александр стал послушно стаскивать штаны. Николай поплелся за кухаркой в свою спальню. Спальню, куда он надеялся привести Катерину в качестве своей жены. В спальню, где она должна была рожать его детей. И вот она здесь, рожает. А его, Николая, ведут сюда в качестве пугала, чтобы она скорее родила.

Катерина, лежа в кровати, слабо стонала. Силы ее были на исходе. Увидев Николая, она всполошилась:

– Ай, нет! Уведите его! Пусть не смотрит!

– Тужься, тужься! – закричала на нее Егоровна. – Ах, молодец! Вон головка пошла!

– Все, уходи, уходи, барин! – стала выпроваживать его Агафья.

Выходя за дверь, Николай услышал на спиной детский плач.

– Мальчик, здоровенький, – объявила повитуха.

Николай закрыл за собой дверь. Ну вот и все. Сделал свое дело. Она жива. Ребенок здоров. Она теперь мать. Слава Богу за все.

Катерина смутно видела, как ее и младенца окропили святой водой. Потом ребенку перерезали серпом пуповину, перевязали материнским волосом. Повитуха облизала голову ребенка, сплевывая на левую сторону – «чтобы спокойный был». После этого Егоровна с помощью Агафьи стала обмывать его в воде, куда положила соль, куриное яйцо и серебряную монету – от болезней, чтобы был здоровым, белым, чистым и богатым.

Купая, Егоровна приговаривала: «Мыла бабушка не для хитрости, не для мудрости, мыла ради доброго здоровьица, смывала причище, урочище, призорище».