После сорока пяти минут мучительной езды в молочно-белой пустоте перед нами замаячил темный силуэт большого грузовика, по следу которого мы до сих пор ехали. Здесь примерно начинался длительный подъем к перевалу — воротам «Фисташковых гор».
Все вокруг, кроме падающих снежных хлопьев, казалось неподвижным. Лег туман. Скорость наша снизилась до нескольких километров в час. Еще некоторое время мы двигались за едва различимым грузовиком. Потом Бальта остановил машину и выжидающе посмотрел на меня.
— Ехать дальше? — коротко спросил он.
Я окинул взором своих спутников; обычно весьма разговорчивая жена, инициатор этого безумного предприятия, сидела теперь тихо. И хотя она не отдавала себе полного отчета в том риске, который сулит езда по горам в таких условиях, было видно, что плотно окутавшая нас белая мгла потрясла ее. Гжесь дремал на коленях у матери, несмотря на пронизывающий холод и сырость. Януся прижалась лицом к моей кожаной куртке. Я полностью утратил самообладание, осталось лишь немного упрямства.
— Вам решать, Бальта, — ответил я. — Если можно — едем, нет — давайте вернемся.
Мы поехали дальше. Вскоре перед нами возник силуэт стоящего впереди грузовика. Подъем становился все круче. Бальта остановил машину, вылез из кабины и побежал к грузовику. Вернувшись, спросил отрывисто:
— Ночуем здесь или возвращаемся?
Меня как громом поразило. Хотел было опросить, что произошло, но Бальта нетерпеливо повторил свой вопрос.
— Возвращаемся, — сказал я, почувствовав, что решать надо немедленно.
Мы развернулись на дороге, которая неизвестно где начиналась и кончалась. Все мужчины — я, Исмаил и Рамазан — помогали шоферу.
Вымокшие по пояс в снегу придорожных канав, подгоняемые окриками Бальты, мы вскочили в кузов. Уже на ходу я пересел в кабину. Успокоив испуганных детей и жену, заговорил с Бальтой.
Стало ясно, что даже самое незначительное промедление отрезало бы всякую возможность вернуться назад. Снег тут же засыпал следы. Вскоре мы выехали из тумана. Видимость улучшилась, стало светлее. Постепенно возвращалось ощущение безопасности, но вместе с тем и угнетенности от сознания понесенного поражения. Суровая природа Афганистана преподала нам еще один урок. Я спросил Вальду о грузовике, оставшемся у перевала. Почему он не возвращается?
— Забуксовал, — ответил шофер.
Наше возвращение вызвало сенсацию.
Раим схватил на руки Гжеся и, ни на кого не глядя, побежал с ним к дому. Мы вернулись в критический для себя момент — дети совершенно продрогли, взрослые, не исключая Бальты, посипели от холода. Из-под покрытого толстым слоем снега брезента вылезли Исмаил и Рамазан. Исмаил, как солдат, был обут в башмаки, а у бедного килинара надеты лишь сандалии на босу ногу. Меня Поразил вид человека, ступающего по снегу почти босиком. Между тем здесь ходили так не только молодые люди, но и древние старики. Они не отрицали, что им холодно, однако не настолько, чтобы начать кашлять, чихать или шмыгать носом. Вещь вполне обычная. «Летом жарко, зимой холодно. Так уж устроен мир».
Милейшая пани Якубовская сразу забрала нас к себе, напоила горячим бульоном и усадила возле железной печурки. Вместе с теплом пришла вера в лучшее (будущее. Узнав о нашем возвращении (механизм распространения информации в городке без телефонов всегда оставался для меня загадкой), прибежали из гостиницы Бронек с женой. Попивая гранатовую наливку, принесенную предусмотрительным Бронеком, мы еще раз повторили рассказ о своих злоключениях.
На следующий день снег перестал, но проезд через горы все еще был закрыт. Перед каждой чайханой стояло в ожидании несколько машин. Наши водители беспрестанно собирались в местных ресторанчиках в небольшие группы, постоянно пополняя свою информацию.
На третий день с самого утра светило солнце. На небе — ни облачка. Ослепительный блеск резал глаза. Около полудня на дороге появились первые верные пятна. Рамазан известил, что машины тронулись в путь. Мы стали лихорадочно паковать вещи. Едва они были погружены на машину, как явился Бальта. На этот раз все шло как по маслу, и путешествие среди заснеженных, блестящих на солнце гор можно было смело назвать развлечением.
Когда солнце превратилось в огромный красный, подвешенный над линией горизонта шар, наша машина остановилась перед гостиницей в Баглане. А через мгновение нас уже обнимали счастливые, взволнованные Гумели.
Мое вторичное пребывание в Баглане началось с неприятностей с полицией. Ко мне приходили несколько раз, расспрашивали с пристрастием, почему я уехал из Айбака, что собираюсь делать и как могло получиться, что со мной нет переводчика. В конце концов мне предложили обратиться в комендатуру полиции в Новом Баглане.
Бронек вce не приезжал. По телефону он сообщил мне о каких-то новых осложнениях.
Я оказался менее приспособленным к местным климатическим условиям, чем худые смуглые местные жители, — во время переезда схватил сильную ангину.
Квартира, которая перешла ко мне от директора сахарного завода, состояла из одной огромной комнаты. Она служила кухней, спальней и гостиной для нас четверых.