На дорогах Афганистана

Огоньки приблизились. У меня перехватило дыхание. Выбора не было. Нужно любыми способами добраться до перевала, где уже наверняка ждал Раим. Волкам, вероятно, тоже будет трудно удержаться на скользкой, отвесной поверхности, а со стороны откоса нам ничто не угрожает.

Действовали почти автоматически. Без всяких советов и приказов два солдата начали прорубать остриями кольев узкие ступени. Шаг за шагом, помогая друг другу, мы лезли в гору. Страховал нас Хамид, самый старший и самый опытный. Под мышкой у него был зажат штатив, обращенный металлическим треножником в сторону, откуда можно было ждать нападения волков. Хамид замыкал шествие, пристально вглядываясь в темноту.

— Они идут за нами! — раздался вдруг его голос.

Я обернулся. Внизу светилось уже несколько огонь ков. Стук врубающихся в обледеневшую почву кольев усилился, дыхание людей стало прерывистым. Оправа доносился все более отчетливый скрежет — только метры отделяли нас от царапающих лед когтей. Хищники приближались. Они могли напасть на нас каждую минуту. В такие мгновения мысль работает лихорадочно. И я вспомнил рассказ Экбаля об аналогичном случае.

— Давай! — шепнул я одному из солдат, вырубавшему уступы, и почти силой отобрал у него перевешенную через плечо стальную ленту рулетки.

Звук мгновенно развернувшейся полоски стали разорвал ночную тишину. Огоньки волчьих глаз исчезли, чтобы через минуту появиться уже где-то далеко, в долине. Солдаты перестали вырубать уступы. Громкий истерический смех сопровождал проклятия, адресуемые «трусливым» волкам. Им угрожали. Утолив свой гнев ругательствами и пригрозив волкам еще раз, солдаты вновь приступили к прерванной работе. Возгласы людей сопровождал теперь визгливый звук подтягиваемой ленты рулетки. Когда волки приближались, несколько бросков ленты вновь заставляли их вернуться назад.

Наконец откос стал более пологам и мы смогли подниматься быстрее. Лишь кое-где все еще приходилось вырубать ступени. Тропинка, разумеется, была потеряна, а вместе с ней и всякая ориентация. Мы не исключали, что вместо перевала можем подняться на одну из вершин. Вспомнили о Раиме.

— Раим! Раим! — громко крикнул кто-то из солдат.

Через мгновение долину прорезала яркая полоса света. Мы направились в сторону машины. Минут через десять я попал под обстрел плаксивых упреков нашего шофера:

— Как можно, саиб! Что вы там ночью делали? я тут жду, жду, совсем один. И даже волки появились. Вам все шутки, а там ханум и дети. Скандал будет.

«Будет. Можешь в этом не сомневаться, друг», — подумал я, отдавая дань его сообразительности.

— Ну, хватит, Раим! «Бурубахайр!»

По дороге домой мои спутники описывали Раиму все наши злоключения. Он с недоверием покачивал головой. То и дело снимал руку с руля, делал ею какой-то замысловатый жест и не переставал удивляться.

— Раим, а что, в Афганистане такие же ворчливые женщины, как у нас?

Раим подумал некоторое время, потом философски заметил:

— Женщины везде одинаковы.

— Откуда ты знаешь?

— Моя мать ворчит, и бабка, и невестка. Отец прикрикнет на них-замолкнут на минуту, а потом опять начинают. Так уж, видно, и должно быть.

— Когда ты женишься, Раим?

Вместо ответа последовал глубокий вздох. Разговор прекратился.

Солдаты высадились за мостом. Всю последующую неделю они считали себя героями.

В саду нас встретили Исмаил, дети и жены. В приветственной речи был затронут ряд тем: скитание ночью в горах, недобросовестное использование меня товарищами, давно предполагаемый переезд в Баглан. — А еще — коптит бензиновая лампа, испортился один из двух примусов, на котором изо дня в день по двенадцать часов кипятится вода для питья. Ягуся кашляет, железная печурка немилосердно дымит, а на завтра заказана баня. Меня очень долго не было, но, славу богу, теперь наконец я здесь. Что-нибудь случилось?

— Ничего, просто мы далеко зашли. Я ведь столько раз просил тебя: не надо беспокоиться. Дети, пора спать!

На одной из боковых айбакских улиц — приземистое широкое строение с маленьким садиком вокруг. Внешне оно ничем не отличается от других домов, однако отсутствие стены, которой обнесены частные жилые дома, свидетельствует о его специальном назначении. Дымящаяся труба высотой в несколько метров над плоской крышей и отходящий от самого строения водяной сток…

После такого вступления нетрудно догадаться, что речь идет о бане.

По распоряжению старосты в существовавшем до сих пор графике, предусматривающем деление клиентов на мужчин и женщин, на почетных и прочих, два раза в неделю отведены по два часа для нас.

Несколько ступенек вниз ведут от входной двери в обширное, освещенное керосиновыми лампами помещение, которое выполняет роль предбанника. Здесь банщик лично вручает каждому простыню и небольшой черпак для воды. По очень скользкому полу посетитель со всеми предосторожностями добирается до темных коридоров, оде через маленькие окошечки в стене можно доставать воду из находящегося в центре водоема.