На гребнях волн

В первый час на вечеринке Мария Фабиола не появляется. Вокруг мои одноклассницы: одни вежливо кивают мне и отходят, другие притворяются, что меня не заметили. С минуту разговариваю с мисс Ливси, жду, что она похвалит мое платье – но она молчит. Потом к ней подходят Джулия и Фейт и заговаривают так, словно меня здесь нет; и я дрейфую прочь от нее, к мистеру Лондону, который ест тортильи с гуакамоле. Говорю ему, что роман Милана Кундеры мне очень понравился.

– Больше, чем Сэлинджер? – уточняет он и, взяв еще одну тортилью, макает ее в сальсу.

Не желая углубляться в дискуссию о Сэлинджере, я киваю, извинившись, говорю, что мне надо в туалет, и ухожу. Вижу здесь мальчишек из школы танцев, куда я бросила ходить несколько месяцев назад, – и только Марии Фабиолы не видать. Кружу вокруг гостей – и сама себе напоминаю акулу из аквариума в парке «Золотые Ворота». Кажется, все уже заметили, что я хожу кругами: значит, пора второй раз отправляться за едой. Большинство гостей собрались в большой столовой. Я нахожу себе укрытие в маленьком и безлюдном кабинете по другую сторону фойе.

Присаживаюсь на край кушетки, обитой алым бархатом, из тех, на которых невольно сидишь очень прямо. Стеклянный кофейный столик завален глянцевыми альбомами, посвященными моде: Коко Шанель, Диана фон Фюрстенберг, Каролина Эррера. Свой стакан с газированной водой я осторожно втискиваю между двумя альбомами, надеясь, что вода не расплещется. Еда – ризотто – оказывается вкусной, так что я сосредотачиваюсь на еде.

Прежде чем увидеть, я чувствую его запах. «Поло» от Ральфа Лорена. Это Аксель, он опускается на кушетку рядом со мной. Вместе с ним в кабинет входят еще двое ребят и садятся на стулья по другую сторону кофейного столика. Тарелки, полные еды, ставят прямо на модные альбомы. У одного с тарелки жирный соус капает на альбом о «Баухаусе», но он, кажется, не замечает. Одного из парней я узнаю: он был тогда с Акселем в автобусе. В нем чуть больше пяти футов, загорелый, с красивым тонким лицом. У второго темно-русые волосы, обильно смазанные гелем, и россыпь прыщей на верхней половине лица, а нижняя половина чистая. Возможно, думаю я, это вулканическое извержение на лбу прямо связано с избытком геля: интересно, кто-нибудь ему об этом говорил? Иерархическая лестница понятна сразу: главный здесь – Аксель, за ним – загорелый, и прыщавый – внизу пирамиды.

Со мной они не здороваются, так что я продолжаю есть. Но когда, набрав ризотто вилкой, несу его ко рту, прыщавый вдруг говорит:

– Эй, этот рис как будто в моей малафье!

Другие двое поворачиваются и смотрят на меня. Теперь, конечно, рис уже в рот не возьмешь: я кладу вилку на тарелку.

– В малафье, серьезно? – говорит загорелый.

– Ну да. Может, здешний повар увидел красотку Фабиолу и обкончал всю кухню!

«Красотка Фабиола, – думаю я. – Вот как они ее называют. Ну, разумеется».

– Ты что, это есть будешь? – интересуется у меня прыщавый.

– Малафью? – отвечаю я. – Нет, спасибо, угощайся сам. А я буду есть ризотто.

Аксель смеется и одобрительно смотрит на меня. По взгляду понятно: он сейчас заметил, что в определенный момент с определенного угла я выгляжу хорошенькой.

– Ты шведка, верно? – говорит он.

Я сейчас ощущаю себя чешкой, а не шведкой, так что не сразу отвечаю:

– Ага.

– Так я и думал! – говорит он гордо, словно разрешил какую-то сложную задачу. – Твоя мать дружит с моей.

– Правда? – отзываюсь я, стараясь говорить безразлично.

О маме Акселя моя мама говорит почти с трепетом: она так богата, так много делает для шведской общины (и все ее благодеяния увековечены гравированными табличками)! Но никогда не скажет, что с ней дружит. Вот что в маме меня восхищает: она никогда и никому не набивается в друзья.

– А разве бывают шведки не с голубыми глазами? – встревает прыщавый.

– Не слушай его, – говорит Аксель. – Кстати, мне нравится твоя шляпа.

Я всматриваюсь в его лицо в поисках сарказма, но не нахожу.

– Спасибо.

Набираю полную вилку ризотто, на этот раз отправляю в рот.

– Ну как? – спрашивает Аксель.

Я не могу ответить – еще жую.

– Ну давай уже, или плюй, или глотай! – «подбадривает» меня загорелый.

– Кончай, чувак, – бросает ему Аксель и поворачивается ко мне. – Напомни, как тебя зовут?

– Юлаби, – говорю я.

– Юла… что? – снова прыщавый.

– Не обращай на них внимания, – твердо говорит Аксель.

Теперь он повернулся ко мне всем телом, наши коленки почти соприкасаются. Я чувствую запах «Поло» от Ральфа Лорена, но кроме одеколона – что-то еще, сладковатое, вроде кардамона. И вдруг понимаю: это алкоголь. Все трое пьяные – или как минимум выпили.

– Что это ты пьешь? – спрашиваю я.

Аксель улыбается. В этот миг я вдруг понимаю, каким он вырастет. Его улыбка открывает мне будущее. Аксель станет риелтором, будет продавать элитную недвижимость – и его фотография, с таким же лицом, с этой же сияющей улыбкой, будет красоваться в правом верхнем углу глянцевых листовок на плотной бумаге, рекламирующих особняки в Пасифик-Хайтс.

– Дай-ка мне свою чашку, – говорит он.