На гребнях волн

Я киваю: не знаю, что он предлагает, но хочу. Хочу от него всего чего угодно, особенно теперь, когда мы вдали от всех и со всех сторон меня окутывает запах его «Поло». Надеюсь, мое платье будет пахнуть этим одеколоном и сегодня, и завтра, и на следующей неделе. Хочу поделиться этим запахом с Евой. Представляю себе, как подношу платье к ее носу, даю вдохнуть и жду ее вердикта – разумеется, одобрительного. Пожалуй, Ева – лучшее, что случилось со мной за последние месяцы. Не считая сегодняшнего дня. Не считая Акселя, который наклоняется ко мне и ищет мои губы своими. Мы целуемся, и что-то происходит: сперва мне кажется, что кто-то из нас поранил губу, что это кровь. А потом понимаю, что происходит – это он делится со мной виски, изо рта в рот. Я глотаю и отступаю на шаг. Он улыбается – и я в ответ выдавливаю улыбку, хоть и чувствую разочарование. Мне хотелось настоящего поцелуя, а не этого обмена жидкостью.

Я наклоняюсь к нему и накрываю его губы своими. Хочу снова ощутить эту связь, этот кокон. Он кладет обе руки мне на грудь и сжимает. Потом смотрит вниз, на свои руки, и улыбается так, словно гордится тем, что делает.

– Потрогай меня, – говорит он, и я обхватываю его за шею, хоть и понимаю, что он имеет в виду другие прикосновения. – Там, внизу.

Я кладу руку на бугор под его ширинкой. Смотрю вниз, на Бульвар Марина – удостовериться, что нас никто не видит. Но кому увидеть нас здесь? Улица на удивление пустынна. Одинокий прохожий гуляет с собакой на поводке, да еще проходит мимо, прихлебывая пиво из бутылок, группа французских туристов.

– Merde![5] – громко говорит один.

Аксель кладет ладонь поверх моей руки и начинает двигать моей рукой вверх-вниз – не в том направлении, как хотела я сама: я предпочла бы гладить его слева направо. Мне хочется, чтобы он снова положил руки мне на грудь. Не понимаю, как все это случилось: миг – и мы уже стоим на балконе, вдали от всех, и я держу его за ширинку. Как будто после вступительных титров фильма прокрутили пленку вперед и оказались сразу на середине.

Но так и есть – мы здесь, и Аксель, придерживая мою руку своей рукой, показывает, как гладить его член, когда балконная дверь открывается. Изнутри до нас доносятся взрывы хохота и праздничная музыка. Это Арабелла: она перешагивает порог и входит к нам. Мы с Акселем поспешно и неловко отстраняемся друг от друга.

– О, любовь с первого взгляда! – говорит она.

– Добрый вечер, мэм, – говорит Аксель.

Я впечатлена тем, как быстро он овладел собой и сообразил, что делать – как ни в чем не бывало вести светскую беседу.

Арабелла внимательно смотрит на него.

– Какой красивый мальчик! – говорит она. С таким выражением, быть может, королева посвящает в рыцари юного пажа. Жакет снова на ней; ни треугольника, ни палочки.

Потом она переводит взгляд на меня – и я машинально улыбаюсь, словно готовлюсь фотографироваться или получать комплимент.

– Тебе не холодно? – спрашивает она, меряя взглядом мои голые руки и вырез платья.

– Нет, у меня горячая кровь! – отвечаю я.

– Да я уж вижу! – говорит она.

Аксель вздрагивает, подавляя смех.

– Зашла сказать вам, что через десять минут подадут десерт.

И, прикрыв за собой дверь, она возвращается в гостиную.

– Прикольно вышло! – говорит Аксель.

– Для тебя – может быть.

– Да она просто разозлилась, потому что хочет, чтобы Мария Фабиола встречалась со мной. Должно быть, для этого меня сегодня и пригласила.

«Что?» – хочется воскликнуть мне. Но я молчу. Не хочу, чтобы и этот миг, как и все остальное, свелся к разговорам о ней. Как я хотела бы все вернуть на несколько секунд назад! Вдруг Аксель как-то пригибается: на мгновение мне кажется, что он падает, но затем его рука ныряет мне под подол и скользит по бедру вверх.

– Ой! – говорю я.

А дальше не говорю ничего. Холодный ветер обдувает мне ноги; между ног жарко и влажно. Рука Акселя ползет туда, в источник этой жаркой влаги. Его одеколон – запах все сильнее, все слаще; и меня ничего больше не волнует. Разве только то, что, кажется, от выпивки мне стало нехорошо. Аромат одеколона, и спиртное, и известие, что Акселя уже сосватали с Марией Фабиолой, – все смешалось, осело тяжестью в желудке и теперь там ворочается. А Аксель уже просунул в меня палец, кажется, даже два.

– Ух ты! – говорит он. – Тебе действительно нравится!

Не знаю, что ответить, – ведь мне вовсе не нравится. Он вытаскивает руку, и даже в угасающем сумеречном свете я вижу, что его пальцы заляпаны…

– Да это кровь! – говорит он. – Блин, у тебя же кровь идет!

Оба мы уставились на его пальцы. В первый миг мне кажется, что он сделал это со мной, он вызвал это кровотечение.

– Погоди, ты что… у тебя что, месячные? – спрашивает он.

– Не знаю, – отвечаю я. – Может быть. – Может, поэтому меня вдруг затошнило?

– Может быть?! И почему ты не сказала? Что мне теперь делать?

Я молча смотрю на его руку. Потом поднимаю подол платья и протягиваю ему обратной стороной.

– Вот, – говорю я, – вытри этим.

Так он и делает.

– Фу, пакость какая! – говорит он.

– Твоему деду сейчас было бы за тебя стыдно! – кричу я.

– Деду?