Читаем На гребнях волн полностью

– О, это долгая история! – отвечает Кейт и драматически вздыхает. Ей явно хочется поделиться долгой историей, но мама не реагирует на прозрачный намек. – Если вкратце, все это на продажу. Не знаете кого-нибудь, кто хотел бы купить телевизор, «бетамакс» и караоке-центр?

– Может быть, – отвечает мама. Теперь она действительно заинтересовалась. – А сколько вы просите за «бетамакс»?

– М-м… давайте я уточню и вам перезвоню, – говорит Кейт.

– Господи, мам! – восклицает, появляясь в комнате, Джулия. – Джентл и так чокнутая, а если ты все это продашь, совсем рехнется!

– Не называй свою сестру чокнутой, – возражает Кейт.

– Привет, Джулия! – говорит моя мама. – Какие у тебя красивые волосы!

Волосы Джулии, обычно русые, сейчас отливают оранжевым. Я знаю, что это результат усердного использования спрея «Сан-Ин». Джулия по нему с ума сходит.

– Спасибо, – отвечает Джулия. – Я втерла в волосы лимон и посидела на солнце.

Врать она совсем не умеет. Какое солнце? Сейчас зима!

– Что ж, это сработало! – отмечает моя мама.

Несколько секунд две матери смотрят друг на друга. Моей пора идти.

– Прослежу, чтобы Юлаби вернулась домой к ужину, – говорит Кейт. – И еще раз спасибо за суфле!

Я прекрасно знаю, что есть она его не будет – Кейт вечно беспокоится о своей фигуре. Мол, всех фигуристок, когда они прекращают тренироваться, страшно разносит сзади.

Мама уходит, и Кейт показывает мне и Джулии «мастерскую валентинок» (так она это называет), которую обустроила для нас в столовой. Цветная бумага, ножницы, блестки, бисер, стикеры и клей – словно нам по девять лет! Есть даже стопка покупных валентинок со Скуби-Ду, оставшаяся с прошлого десятилетия.

– Знаешь, что это за коробки? – спрашивает Джулия, когда мы остаемся одни.

Я мотаю головой, стараясь не показывать облегчения. Очень приятно, что разговор начался с коробок, а не с вечеринки в честь Марии Фабиолы.

– Когда мама Джентл ее бросила, то уехала в ашрам.

– Я думала, она поехала в Индию, – удивляюсь я.

– Ну да, ашрам – это в Индии.

Что такое ашрам, я не спрашиваю.

– Там она завела роман с их главным и, в общем, сейчас стала кем-то вроде королевы ашрама.

Я издаю звук, который должен выразить, что я впечатлена.

– Ну да, ну да, понимаю, – говорит Джулия. – Но раз она там королева, угадай, кто принцесса?

– Джентл! – уверенно отвечаю я.

– Именно. И члены этого ашрама обращаются с ней как с принцессой. Собирают деньги и заваливают ее подарками. Всем этим… этими вещами.

– И что, просто присылают подарки сюда?

– Да, нам все время приносят эти коробки. Джентл страшно злится. Твердит, что ей это вовсе не нужно. Что это «меркантильность восьмидесятых»… Ладно, надоело – сколько можно о Джентл?

Мы обе смотрим на стол с валентинками. Я чувствую, что Джулия снова удаляется от меня: нахлынула как волна – и сейчас отхлынет.

– У меня идея, – говорю я. – Давай разошлем учителям валентинки от других учителей с признаниями в любви! Представляешь, как будет весело?

– Это как? – спрашивает Джулия, слегка подавшись ко мне.

Я начинаю с того, чтобы отправить биологичке мисс Мак валентинку от мистера Мейкписа.

– «Хочу шептать дерзости вам на ушко… со своим дурацким британским акцентом!» – декламирует Джулия.

Я смеюсь, а она записывает. Отлично! – думаю я. Мы снова вместе!

– А от мистера Лондона пошлем открытку мисс Кейтениз, – предлагает она.

– «Люблю вас, как Отелло Дездемону!»

Джулия смеется, а потом останавливается, словно сообразив, что не поняла шутку. Спеша стереть этот неловкий момент, я продолжаю:

– Мисс Росс пусть получит валентинку от того психотерапевта, что замещал ее в прошлом семестре, мистера Ганджи.

– Она лежала в больнице, – говорит Джулия. – Фейт говорит, вроде бы грудь себе уменьшила.

– «Мне не хватает твоих сисек! – декламирую я. – С любовью, Гандж».

Над этим мы обе фыркаем минуты две.

– И мисс Патель напишем от мистера Мейкписа, – говорю я. – Вообще от мистера Мейкписа надо всем написать.

– Даже мужчинам?

– Мужчинам особенно!

Под мистера Мейкписа мы решаем пустить все валентинки со Скуби-Ду. На каждой пишем: «Р-р-р! Люблю вас!» И добавляем внизу: «С любовью, ваш шеф».

От мистера Робинсона, физкультурника, учительнице шитья: «Хочу убежать с вами далеко-далеко! Только не очень быстро: на мне штаны, сшитые вашими ученицами, и я боюсь в них запутаться!»

От мисс Мак мистеру Робинсону: «Когда я смотрю учебные ролики о размножении человека, всегда думаю о вас».

От мистера Лондона мисс Кейтениз: «Как насчет тройничка? Фрэнни, Зуи и вы? Ах да, еще и я. Тогда выходит четверничок!»

От мисс Питерсон, учительницы математики, мисс Трухильо, учительнице испанского: «Я + вы = Amor». Потом смотрим в карманном испанском словаре слово «секс», замазываем «amor» и исправляем на «sexo».

Мы смеемся над этим целый час; но, решив, что каждый учитель должен получить валентинки не меньше чем от двух других, в конце концов изрядно упахиваемся. Мы использовали уже все, что приготовила мама Джулии: и цветные карандаши, и стикеры с выпученными глазами. Неохваченной осталась только мисс Ливси. Мы согласились без споров, что она на такое не купится.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные хиты: Коллекция

Время свинга
Время свинга

Делает ли происхождение человека от рождения ущербным, уменьшая его шансы на личное счастье? Этот вопрос в центре романа Зэди Смит, одного из самых известных британских писателей нового поколения.«Время свинга» — история личного краха, описанная выпукло, талантливо, с полным пониманием законов общества и тонкостей человеческой психологии. Героиня романа, проницательная, рефлексирующая, образованная девушка, спасаясь от скрытого расизма и неблагополучной жизни, разрывает с домом и бежит в мир поп-культуры, загоняя себя в ловушку, о существовании которой она даже не догадывается.Смит тем самым говорит: в мире не на что положиться, даже семья и близкие не дают опоры. Человек остается один с самим собой, и, какой бы он выбор ни сделал, это не принесет счастья и удовлетворения. За меланхоличным письмом автора кроется бездна отчаяния.

Зэди Смит

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза