На гребнях волн

Закончив, мы складываем валентинки в черный мусорный пакет, на вид никаких подозрений не вызывающий. Я встаю, потягиваюсь, довольная и гордая своей креативностью и умением налаживать отношения, и тут до меня долетает странный запах. Сначала я думаю, что Кейт что-то сожгла: готовит она ужасно.

Но это Джентл. Спускается из своей чердачной комнаты. Пахнет, как я понимаю, ее духами. Волосы у Джентл причесаны на пробор, но в остальном она сегодня совсем не похожа на хиппи. Выглядит почти нормальной – даже жаль.

– Что это вы, девчонки, сидите тут в темноте? – спрашивает она.

– Здесь не темно, – отвечает Джулия и показывает на настольную лампу.

– Хоть занавески откройте, – говорит Джентл и идет к окну.

– Не надо! – говорит Джулия.

– Ну, не видно отсюда моста, и что? – говорит Джентл. – Какая разница?

– Маме разница есть, – отвечает Джулия.

– Она так и собирается делать вид, что мост там? Тотошка, мы уже не в Канзасе!

– Ты, кажется, куда-то шла? – с намеком интересуется Джулия.

– Да, хочу эти коробки отнести в благотворительный фонд, – отвечает Джентл.

– Они вообще-то не пустые, – говорит Джулия. Глаза у нее темнеют, становятся совсем синими: так бывает, когда она волнуется.

– Ну да, поэтому и хочу от них избавиться.

– Кажется, мама собиралась продать эти вещи, – говорит Джулия.

– Но они же мои, – отвечает Джентл.

– А ты не думала, что мама, может быть, захочет их продать? – спрашивает Джулия.

О том, что ее мать нуждается в деньгах, Джулия при мне говорить не готова. Она и так стыдится того, что семья впала в относительную бедность.

– Это не ее вещи, как она может их продать? – говорит Джентл и берется за самую большую коробку. – Открой, пожалуйста, мне дверь, – просит она Джулию.

– Нет, я занята, – отвечает Джулия, приклеивая блестку потемнее к верхней губе, на манер родинки.

Джентл молча ставит коробку, открывает дверь, снова берет коробку и уходит.

Странно, но запах ее духов после этого становится только сильнее.

– Давай-ка заберемся к ней в комнату! – говорит Джулия и вскакивает из-за стола так резко, что под ней дрожит пол.

Чтобы забраться в комнату Джентл, надо подняться по приставной лестнице на чердак.

– Она сама решила здесь жить, – говорит Джулия, пока я лезу за ней следом. – Всякие психи всегда живут на чердаках. По соседству с летучими мышами.

Полукруглые перекладины деревянной лестницы врезаются мне в ладони и в босые ноги. Я поднимаюсь, и резкий запах благовоний все сильнее бьет в нос. Я готовлюсь увидеть наверху страшный беспорядок. Представляю себе разбросанную везде одежду – брюки-клеш и туфли на платформах, свисающие отовсюду бусы и кожаные ремни, и все такое прочее. Однако в комнате у Джентл на удивление чисто и прибрано – определенно чище, чем у меня.

– У вас есть домработница? – спрашиваю я Джулию, думая, что здесь кто-то прибирается.

– Больше нет, – отвечает она, слегка запыхавшись после подъема по лестнице. Странно, что Джулия так легко задыхается: она ведь занимается спортом, четыре раза в неделю катается на коньках.

На стене висит в рамке плакат «Grateful Dead». На столе несколько чайных чашек в мелкий цветочек – выглядит как-то очень по-английски. Бедняга Джентл, думаю я. Даже хиппи из нее не получается.

– Хочешь, покажу кое-что забавное? – говорит Джулия. Осторожно открывает верхний ящик стола Джентл, достает оттуда тетрадь, раскрывает на разграфленной странице. – Она записывает в столбик все, что в семидесятые годы было лучше, чем в восьмидесятые!

Посередине страницы прочерчена по линейке вертикальная линия. По обе стороны от нее очень аккуратным почерком вписано:

– Прикольно, правда? – говорит Джулия. – Кто вообще составляет такие списки?

– А давай напишем ей валентинку! – предлагаю я.

– От кого?

– Из семидесятых!

– Ха! – говорит Джулия.

Мы спускаемся вниз, возвращаемся за обеденный стол и садимся за работу. На этот раз используем весь оставшийся бисер. «Мы по тебе скучаем! – пишем мы. – С любовью, немытые хиппи».

Близится время ужина, и мне пора уходить. Мы с Джулией снова подруги; я счастлива и горжусь собой. По дороге домой от Джулии делаю небольшой крюк, чтобы взглянуть на дом Кита. Свет не горит, машины возле дома нет – значит, он еще в Йосемити. После ужина, перед сном, когда папа у себя в кабинете, а мама моет посуду на кухне, потихоньку выскальзываю из дома. На дверях дома Кита все еще висит рождественский венок, и свет теперь горит, но звонить в дверь уже поздно. Я обхожу вокруг дома, надеясь, что Кит увидит меня в окно. Представляю себе как наяву: вот он заметит, как я крадусь по кустам, поймет, как я скучала без него, и сразу меня полюбит. Выйдет, и я расскажу ему, какие смелые и остроумные валентинки сочиняла сегодня вместе с Джулией, с которой мы снова друзья.

23