На Индию неспешный взгляд

Загадав желание, мы опустили в воду венки из маленьких белых бутонов и зажженные свечи, стоявшие на жестяных блюдцах среди красных цветков. Неспешное течение подхватило их. Они начали медленно удаляться от нас, но еще долго были заметны отражавшиеся в реке крошечные огоньки, плывущие в никуда, в объятия Вечности.

Солнце поднималось над великим Гангом, мы медленно скользили вдоль берега. Несмотря на ранний час, жители Варанаси выходили к реке, чтобы совершить первое ритуальное омовение. Мальчики и мужчины раздевались до трусов, а женщины входили в воду прямо в своих роскошных сари. Культура страны по сей день не позволяет им носить купальники, поэтому индианок в бикини можно увидеть разве что в фильмах Болливуда.

Когда совсем рассвело, мы причалили к берегу, и Сону повел нас на прогулку в свой родной квартал. По пути парень немного разговорился и рассказал о себе. Работать он начал с четырнадцати лет, когда семья стала испытывать серьезные финансовые трудности и больше не могла платить за его учебу в школе. С тех пор, подобно своему отцу, Сону работает лодочником, оказывает платные услуги иностранным туристам. Нет, он нисколько не влюблен в свою профессию, но чем еще он может зарабатывать, не имея в свои двадцать девять лет даже полного среднего образования? Ну разве что мелким бизнесом заниматься, особенно в пору летних наводнений, когда Ганг разливается так, что жители прибрежных районов вынуждены жить на крышах пятиэтажных домов – понятно, что в такое время ни о каком туризме не может быть и речи.

Сону сказал, что хочет познакомить нас со своим другом, удивительным человеком по имени Ашвини, который жил неподалеку. Он привел нас к дому в тупике улицы, но чтобы попасть в него, нам пришлось переступить через тушу бездомной умирающей коровы – она лежала в куче отбросов. В Индии никому в голову не придет прервать жизнь священного животного, даже если всем ясно, что оно обречено, поэтому истощенная корова может целую неделю проваляться на тротуаре, до того как испустит дух.

Дверь открыл высокий человек грязноватой наружности, одетый в рабочие джинсы и неказистую рубашку – это и был друг лодочника. Мы вошли в каменное помещение, где пахло навозом и вокруг колонн бродили три холеные коровы на цепях. «Как это мило – держать дома животных!», воскликнула Ирина. На что Ашвини возразил: мол, это не животные, а члены семьи.

Он сказал, что сейчас приготовит для нас чай, и открыл дверь в комнату – оттуда как раз выходил пожилой мужчина, одетый лишь в кусок белой ткани, обернутой вокруг бедер. Хозяин указал на него рукой и гордо сказал, что этот человек – его дядя и учитель в одном лице. На мой вопрос, чему же обучил его дядя, Ашвини сказал, что их семья вот уже четыреста лет занимается созданием природных лекарств и благовоний для ароматерапии.

Для того чтобы войти в комнату, нужно было сильно наклониться: дверной проем был чересчур низкий. Ашвини объяснил, что по традиции в индийский дом входят именно так, поклонившись земле: этим человек показывает, что оставляет у порога всю гордыню и проявляет уважение к членам семейства.

В комнате все стены от пола до потолка были покрыты стеллажами. Там стояли тысячи флаконов с порошками, мазями и ароматическими маслами. Здесь был настоящий парфюмерный рай.

Дождавшись, когда принесут чай и все рассядутся по лавкам, Ашвини принялся рассказывать о своей продукции. Едва он заговорил об ароматах, с ним произошли поистине волшебные метаморфозы: этот «коровий мальчик» на наших глазах превратился в мага и одновременно непревзойденного шоумена.

Надо было видеть, с какой грацией он погружал в кипарисовое масло стеклянную палочку, а потом наносил ею благоухающую точку на запястье или лоб одного из нас. Надо было слышать, с какими изысканными интонациями он выговаривал фразу, будто пропевая мелодию из арии: “And this oil is used for beau-u-u-ty” («А это масло используется для красоты»). Надо было ощущать то коварное гипнотическое мерцание, что излучал Ашвини, неспешно вращая у нас под носом серебряную курильницу и одурманивая наше сознание дымящимся порошком сандалового дерева.

Потом он называл цены на товары, и цифры у нас в ушах звучали сладчайшей музыкой: «Пачули – тысяча рупий… сандал – две тысячи рупий… розовое масло – три тысячи…».

– Отчего же так дорого розовое масло? – глядя на парфюмера влюбленными глазами, спрашивала Ирина.

– Так ведь оно создано для красоты, – мягко отвечал Ашвини, пожимая плечами – не раздраженно, а как мудрец, знающий истинную ценность всякой вещи. И вопросы сразу отпадали, и становилась понятной эта простая истина, и руки сами собой извлекали деньги из кошельков.

Видит бог, я не собирался ничего покупать, но, увлекаемый всеобщим безумием, метнулся в соседнюю комнату, где лежала моя сумка с бумажником, и поспешил обратно. Пребывая в состоянии эйфории, я забыл о высоте здешних дверных проемов и со всей дури вмазался лбом о притолоку.