На краю государевой земли

Лучка полопотал с князцом, перевел ему, что тот говорит, зверь-то есть, да вот охотники не идут на него: боятся оставлять свои стойбища. Придут-де киргизы или колмаки: жёнку заберут, детей заберут — все заберут. Потом соболя за них давай, белку давай… Не то, говорят, не вернем…

В избушку ввалился Бурнашка. Каким-то чутьем он точно угадал назревавшую выпивку. За ним в избушку проскользнул Васятка. Он шепнул Пущину, что с Федькой все в порядке, тот у стрельцов, и сел рядом с ним.

Пущин налил всем водки.

— Ну — за добрую охоту! — сказал он князцу, подняв чарку.

Выпили… Базаяк, выпив, поперхнулся от огненного пития.

— Питухов и здесь разводим! Ха-ха-ха! — расхохотался Бурнашка, заметив, что князец косит глазами на клягу с водкой: очень уж хороша. Ох и хороша!..

— Теперь Кубасак никуда не денется, а? — спросил Баженка князца. — Сам видишь: царь послал многих людей. И еще пошлет против своих недругов.

Базаяк согласно закивал головой, стал поддакивать:

— Да, да! Моя говорил Кубасак: плохо делаешь, нехорошо… Белый царь побил Кучума. У Кучума много воинов было — мал мала стало. У тебя совсем не будет… Дай шерть[43] царю. Царь просит мало, совсем мало. Киргиз и колмак много берет, много… Кубасак говорит — нет!.. Шибко глупый Кубасак…

Баженка был знаком с Базаяком давно. Он уже приходил сюда шесть лет назад вот так же за ясаком. Как и у Ивашки Тихонького, его поход закончился провалом. Из местных князцов никто, кроме Базаяка, не дал ни ясак, ни шерть московскому царю.

— Вернемся, засылай, Иван, сватов, — плутовато глянул атаман на Васятку, с виду захмелев ничуть не меньше князца. — А Федьку тут оставим… Базаяк, у тебя девки-то есть?.. Девки, я говорю, девки есть! — крикнул он, видя, что тот не понимает его.

Хитер был атаман, глазаст, нарочно притворялся пьяным. В последнее время заметил он, что его старшая дочь вроде бы худеть стала, да все поглядывать в окошечко, к стуку двери прислушиваться: кто там и с чем пожаловал… Присуха завелась, девичья. Присуха… Да-а!.. И провожать в поход его напросилась за стены острожка, чего не делала раньше-то никогда. Все кого-то выглядывала, высматривала… А потом что было?.. Да что говорить — все ясно… Ничего не ускользнуло от старого атамана, зорок у него еще глаз. На то и атаман, чтобы дальше других видеть и все примечать… Эх, ма-а! Вот оно как! Уже и девок выдавать пора…

Лучка перевел слова Баженки князцу. И тот утвердительно закивал круглой головой с жесткими прямыми и черными, уже с проседью волосами. Оскалившись желтыми зубами, он показал на пальцах, что у него есть три девки, даже три.

— Колтугу[44], колтугу!.. Карош девка! — показал он знаками, что они у него красавицы, и много у них женихов. Да и он не прочь отдать их: хлопотно, кормить надо… Пусть муж кормит.

— Девок-то воруют у вас, аль так выдают?

— Воруют…

— Ну и добре!

— Ты, Базаяк, одну отдай лучше вот за этого парня! — шутливо похлопал Пущин по спине Васятку. — Отменный зятюшка будет! На все руки мастер!

Базаяк что-то залопотал и рассмеялся, когда Лучка растолковал ему, что хочет сказать сотник.

— Он говорит — бери всех! Всех отдам такому каазык[45]!

Базаяка и его улусных напоили и проводили за ворота острожка. С неохотой покидал князец уютную и гостеприимную избушку сотника, где было еще много, очень много водки.

— Ну, Иван, и сынка же ты слепил! — хохотнул Бурнашка, когда в избушке остались лишь свои; у него под хмельком всегда развязывался язык, будто его тянул какой-то бес; и он выбалтывал такое, отчего потом, протрезвев, готов был драть на голове волосы. — Как же за него мою единственную-то отдать? Не-е, не отдам Парашку!.. Братаны за нее знаешь что поделают с твоим Федькой, если тронет пальцем?.. Вот — то-то! И я не знаю. Но и попасть не хотел бы им в руки… В матку они. Она же, что шатун по зиме: порешит — не моргнет!..

— Ты про что это?! — обиделся за своего сына Пущин.

Чтобы сейчас, не ко времени, не поцапаться с десятником, он снова налил водки ему и атаману. Плеснул он немного в кружку Лучке и Васятке. Выпив, он крякнул, положил руку на плечо атаману: «Славная у тебя жена, Баженка!»

— Да, да, Иван! — согласно поддакнул тот. — Такую надо еще поискать!

— Где же ты нашел-то ее? — спросил Бурнашка. — Подскажи, может, и казаки поищут там же! Без баб-то пропадают!

— Не-е, Бурнаш, там нет больше таких! — засмеялся атаман, хитро прищурив глаза.

Баженка здорово походил на свою жену: они были парой, как два сапога. Такой же большеглазый, с прямым честолюбивым носом и чуть-чуть вытянутым лицом, он был недурен собой, и даже очень. Так что бабы заглядывались на него. Но ни одна из них в остроге, да и за его стенами, не могла бы похвастаться, что окрутила видного атамана, отбила, хотя бы на вечерок, от его Катерины. Ладно скроенный, еще в своем возрасте статный, лихой наездник, он был любитель таких скачек, на какие даже Катерина смотрела с опаской. Он всегда что-нибудь вытворял на коне, когда обучал казаков сабельному бою или показывал, как надо уходить от поющей стрелы степняка, укрываясь на полном скаку за крупом коня.