На краю государевой земли

Васятка вздрогнул, настороженно прислушался, проворчал: «Вот этого нам только не хватало», — крикнул: «Апшак, пошли!» — и поспешно двинулся с перевала.

Приговаривая про себя: «Я от бабушка ушел, я от дедушки ушел, а от тебя, волк, и подавно уйду», — он заскользил накатом вниз на лыжах.

Вскоре он выскочил на поросший редким ельничком склон, ниже которого вдали уже темнела кромка леса.

С перевала снова донесся волчий вой, но теперь гораздо ближе. И Васятка понял, что серые засекли их, пошли вдогон и теперь быстро достанут.

Нервно заскрипели оттуги на лыжах, и в такт им, набирая темп и стараясь ни о чем не думать, Васятка мерно забубнил про себя: «Вдох-выдох, вдох-выдох!»… Страха перед серыми у него не было. Он знал, что стаи здесь небольшие, из одной семьи, и обычно не нападают на людей… «Да и Апшак двоих серых стоит»…

За его спиной, совсем близко, послышался вой. И он понял, что волки вышли на их след…

Внезапно к нему пришла запоздалая мысль: «На кой лешего они залезли на перевал?»… Но тут же он догадался, что туда их затянули олени, которых они, видимо, преследовали и сами же загнали наверх. А те, должно быть, ушли от них. И он похолодел, когда до него дошло, что за ними идет голодная, обозленная неудачной охотой стая: жестокий и опасный противник… Его мысли лихорадочно заметались, сбиваемые нарастающим воем. И он запаниковал, рванул вперед и не заметил, как накатил на большое серое пятно. Под ним будто кто-то скорбно вздохнул, и снег стал плавно оседать. Пытаясь за что-нибудь ухватиться, он вскинул вверх руки, но в следующее мгновение полетел куда-то вниз и, не успев испугаться, осел в сугроб, зажатый со всех сторон холодными стенками…

Он торопливо ощупал все вокруг, простонал: «Вот осел!»

Он догадался, что попал в обычную расщелину между скалами, каких здесь было немало.

Наверху расщелины что-то зашуршало, и ему на голову упал комок снега.

— Апшак, Апшак, это ты?! — окликнул он пса.

Тот негромко заскулил и сразу же смолк, а до него долетел еле слышимый волчий вой.

— Апшак, уходи, уходи! — закричал он, живо представив, какая сейчас разыграется наверху резня, если пес ввяжется в драку, и зашептал: «Спасайся, дружище, спасайся!»…

В следующее мгновение рядом с расщелиной пронесся пронзительный вой голодных глоток и сразу же оборвался…

«Ушел», — мелькнуло у него, он присел на корточки и прислонился к ледяной стенке расщелины. От нее под шубу, со спины, потянуло холодом, и он снова встал, зябко передернул плечами.

Наверху, приближаясь, опять послышался злобный вой. Но теперь он был с какими-то новыми нотками, словно серые были чем-то оскорблены. И тут же над расщелиной взвизгнул звериный клубок, раздираемый ненавистью. А в его вое Васятка ясно различил хриплое рычание Апшака…

И он завопил во все горло: «Апшак, давай, дава-ай!» — запрокинув голову к черной дыре, с мерцающими в ней звездами. Его голос срезонировал в расщелине и улетел куда-то вверх. А он, охваченный с чего-то неистовым желанием рвать и крушить все вокруг, заметался в тесном пространстве расщелины и бешено замолотил кулаками по ледяным стенкам, как будто собирался разнести их вдребезги.

Над расщелиной тем временем снова пронесся стонущий от жажды крови клубок живых тел, с воем, с надорванностью в нем, с предчувствием скорого и неизбежного конца. И это еще сильнее подстегнуло Васятку. Он истерично завизжал и задергался, как там, в той землянке, у старухи… Казалось, остатки разума покинули его, словно он переселился в Апшака, стал его частичкой, отдал ему свой разум, который пес бросил тут же на борьбу со стаей. И ему открылась удивительная картина. Он увидел все, что творилось наверху… Вместе с псом он, увертываясь от серых тел, кидался из стороны в сторону, молниеносно наносил удары, полосовал клыками тугую от напряжения живую плоть…

— Дай, дай этого мне!.. Сюда-а! — завопил он, инстинктом почувствовав, что за Апшаком, мах в мах, идет большой голенастый волк с широкой сильной грудью и, казалось, вот-вот достанет его.

Он задергался, заплясал на дне расщелины: «Да-ай!.. Я разорву ему па-асть! Это мой, мо-ой!»

И, видимо, Апшак понял его. До него дошел его неистовый призыв. Он подчинился ему, сделал широкий круг и повел стаю прямо на расщелину, чувствуя за собой жаркое дыхание голенастого.

Вытянувшись цепочкой, волки рвали жилы, старались достать Апшака, этого не по-собачьи умного, сильного и неутомимого врага, поразительно ускользающего из ловушек, куда они загоняли его с надеждой замкнуть кольцо и свести с ним счеты.

Все так же, не сбавляя хода, словно он был не живым существом, а одним из курмесов Эрлика, Апшак пронесся над расщелиной. И в последний момент у него мелькнула мысль, что он просчитался и голенастый оказался сообразительнее… Но уже в следующее мгновение за ним, где еще секунду назад неотвязно сидел на кончике его хвоста голенастый, дохнуло пустотой…