На краю государевой земли

— Сатанинское дело, сатанинское! — подхватил отец Андрей. — Филарету отпишу!..

— Да я, батюшка, разве что говорю, — поморщился, как от зубной боли, Шаховской и тут же велел казаку Митрошке сбегать за сотником.

Пущин пришел быстро, раздосадованный на попа, что тот оторвал его от дела; по дороге-то Митрошка все выложил ему.

— Иван, давай съезди с батюшкой к Тояну. В его городище, — подкатился Шаховской к нему. — Проверь, есть ли там шаманщик, как доносят его же люди.

— Ты, князь Иван, еще и сомневаешься?! — засуетился батюшка, подозрительно всмотрелся в воеводу. — Он веру принял, хрещёный! А тут, тут!.. — не нашелся он что сказать, от припадка недовольства. — С шаманщиков, с бубна, вели подать брать! Сами палить станут!

— Ну-у, батюшка, ты уж скажешь! — от удивления развел руками Шаховской. — Ладно, идите! — не выдержал он его нытья.

— Идите… идите… хрещёный!.. — выскочил отец Андрей из воеводской.

Пущин и Митрошка вышли во двор и не спешно двинулись к Водяным воротам вслед за попом, который запылил впереди них, подметая Длинными полами рясы дорогу.

Отец Андрей был не так уж и стар, но со спины было заметно, что он сильно сутулится. Видимо, его раньше времени согнула к земле тяжесть бремени, которое он сам же взвалил на себя. Он ревниво следил за своей паствой, числом-то великой, а в церковь глянешь — и прослезишься… На службе-то все были бабы да девки. Они тянут с собой и ребят, тех, что помельче. А чуть подрастет — тут же забывает о церкви…

«Что за проклятущий народишко?.. А что делают по улусам-то, с инородками, некрещёными!.. Тьфу ты!.. Срамота!..»

На берегу реки они, присмотрев, столкнули в воду чью-то лодку.

— Садись, батюшка, — пригласил Пущин отца Андрея, придерживая лодку за борта, чтобы она не сыграла.

Батюшка задрал по-бабьи рясу, залез в лодку и сел на узенькую дощечку.

Пущин столкнул лодку с мелководья, запрыгнул в нее и взялся за весло, как и Митрошка, устроившийся впереди на носу лодки.

Лодка завихляла, выскочила на быстрину и ходко пошла под сильными ударами весел.

Отец же Андрей как ухватился обеими руками за борта лодки, так и замер, прилип к сидению, побледнел. Полуседая длинная борода у него вся размочалилась, не то от страха, не то от зноя над блестевшей под солнцем рекой, брызгавшей во все стороны отраженными лучами.

«Ишь, как потрепанный воробей!.. А здорово — похож! Хм!» — подумал Пущин, стал молча и зло посмеиваться про себя над ним, недовольный, что тот втянул его в эту церковную склоку с Тояном.

— Ты что, батюшка, онемел-то зараз? — иронически спросил он его. — Тут мелко, не утонешь… Да и Господь Бог поможет тебе. Не позволит же Он, чтобы Его единственный мученик в этой землице канул на дно!

— Не богохульствуй! — взвизгнул отец Андрей, весь задрожал, когда их подхватило и понесло сильное течение резко вниз и вбок, а сотник с казаком интенсивнее забили по воде веслами.

— Да ты, кажется, и плавать-то не умеешь? — продолжал Пущин донимать его, отыгрываясь на всю катушку за украденный у него день: на дворе-то работа залегла. Уж как с ней управиться, когда Васятки-то нет…

«Хм! Опять!» — мотнул он головой, отгоняя мысли о малом, которые часто сами собой посещали его.

Они пересекли реку. Лодка уткнулась в песчаную отмель, и отец Андрей выпрыгнул за борт как ошпаренный. Тут он угодил в какую-то яму, охнул, запутался в своей длинной, промокшей рясе и чуть было не грохнулся в воду. С шумом и брызгами, как добрый вороной конь, он вынесся на песчаную косу и только там облегченно вздохнул. Бросив подол рясы, он разгладил ее, охорашиваясь, что иная девка перед смотринами.

Пущин не удержался и расхохотался над ним. Засмеялся и Митрошка. Отец Андрей, оправившись от страха, тоже хихикнул.

— Ладно, сотник, пошли! — заторопился он, опять приняв осанистый вид.

Городок Тояна стоял на высоком мысу, покрытом сосновым лесом. С высоты этого мыса открывался красивый вид на широкую пойменную долину реки с многочисленными озерками, богатыми рыбой. А за городком, дальше от реки, начиналась тайга, и в ней было полно всякой дичи, грибов, ягод и ореха. Стоял он довольно далеко от реки, и Пущин со спутниками изрядно попотели, пока дотащились до него.

Тояна они застали у себя. Князец жил на дворе, который здорово походил на воеводский. Он отстроил его на русский манер, после того как поставили Томский городок. Себе он срубил добротную избу, поделал иные постройки, для своих дворовых. Их у него оказалось не так уж и много. И для припасов было срублено что-то подобное амбару, а подле него стоял сарай для лошадей.

— A-а, Андрейка! — расплылся улыбкой Тоян и пошел навстречу батюшке, раскинув руки, чтобы обнять его, когда гости заявились к нему на двор.

— Изыти, сатана! — ухватил батюшка с груди крест и вскинул его перед князцом, обескураженный его простодушием.

Но Тоян как будто не слышал его, лез к нему целоваться.

Батюшку обдало волной сивушного перегара, и он поморщился, замахал руками.

— Ох, нализался-то! Грех сегодня пить! Поститься надо, забыть о скоромном! А уж тем паче — питие-то сатанинское!