На краю земли

Как всегда, Генька опередил нас. Ему уже давно исполнилось четырнадцать лет, мне и Катеринке тоже скоро будет четырнадцать, и только Пашке нужно ждать еще целый год. С какой завистью смотрим мы на значок, разглядываем билет, который Генька дал нам подержать, а потом сейчас же спрятал. Он даже стал посматривать на нас немного свысока: вы, мол, маленькие и взрослому не компания. Но это продолжалось недолго.

Мария Сергеевна сказала мне и Катеринке, что она говорила с Антоном и нам уже тоже можно подавать заявление в комсомол, пионерская организация будет нас рекомендовать. Еще одну рекомендацию мне дал сам Антон, а Катеринке — Даша Куломзина. Мы чуть не наизусть выучили Устав, но все равно боялись и дрожали: вдруг нас что-нибудь спросят, а мы не сумеем ответить? Катеринка сказала, что она этого не переживет ни под каким видом, но когда я спросил, что она тогда будет делать, рассердилась и ничего не ответила.

У Катеринки все прошло как нельзя лучше. И неудивительно, если у нее такая автобиография: жила в Днепровпетровске, отец был мастером и погиб на фронте смертью храбрых, она с матерью эвакуировалась, и по дороге их бомбили фашистские самолеты. А если бы она осталась, сказала Катеринка, она обязательно пошла бы в партизаны или в подпольщицы.

А у меня какая биография? Родился, учился — и всё. Больше, хоть плачь, рассказывать нечего. Я сбился, замолчал и почувствовал, что наливаюсь краской. А тут еще Антон со своими шутками:

— Смотри, — говорит, — Березин! Я раньше тоже вот так краснел. Сам-то потом вылинял, а волосы так и остались…

Все засмеялись, а я залился еще пуще.

— Ну хорошо, — сказал Антон, — посмеялись — и хватит. Почему и зачем вы вступаете в комсомол?

Вот тебе раз! Он сам давал мне рекомендацию, а теперь спрашивает!..

— Я ведь говорил: чтобы работать.

— Это ты говорил мне, а принимаю тебя не я, а организация. Когда ты вступал в пионерскую организацию, ты давал торжественное обещание. В комсомоле не дают торжественного обещания, но товарищи должны знать, зачем ты вступаешь и достоин ли ты этой чести… Да, чести! Потому что быть комсомольцем — большая честь. Комсомол — это подготовительная ступень к вступлению в партию. А в чем состоит подготовка? В том, чтобы учиться большевизму и делами своими доказать свое желание и умение служить делу партии Ленина — Сталина. За это дело сложили головы многие старые большевики, борясь с царизмом. За это дело проливали кровь наши отцы во время гражданской войны. За это дело, не щадя себя, боролись на стройках первых пятилеток коммунисты и комсомольцы. На защиту этого дела грудью стал весь народ во время Великой Отечественной войны… Ты вступаешь в запасный полк великой армии бойцов-коммунистов. Ты не первый и не единственный, но мы должны знать: понимаешь ли ты, что это значит? Понимаешь ли ты, что идешь в помощники и на смену людям, не знавшим страха и себялюбия, тем, кто готов был отдать и силы и самую жизнь свою за победу дела большевиков, за то, чтобы мы могли завершить строительство коммунизма?

Антон говорит, не сводя с меня серьезного, почти строгого взгляда. Все, слушая Антона, смотрят не на него, а на меня. И мне кажется, что не только они — давно знакомые Антон, Даша и другие — смотрят на меня. Внимательно и испытующе смотрят с портрета прищуренные глаза Сталина, сверкает горячим блеском взгляд Сандро Васадзе, настороженно присматривается ко мне Павка Корчагин, а за ним появляются ясные, смелые глаза Олега, добрый, но твердый и требовательный взгляд Савелия Максимовича… Глубокое волнение охватывает меня. Что я отвечу всем им? Смогу ли я? Сумею ли?..

Я поднимаюсь и, чувствуя на себе взгляды товарищей, произношу единственное слово, однако для меня оно означает больше, чем любое обещание, чем клятва:

^{— Да}!

И сразу, мне кажется, все взгляды становятся дружески улыбчивыми, ласковыми и веселыми.

— Добро, — говорит Антон. — Кто хочет высказаться?

— Все ясно. Голосуй, Антон! — кричат ему с мест.

Но Антон берет слово и говорит о том, как мы помогали оборудовать избу-читальню, работали на уборке и потом на постройке линии, озеленении деревни, и что начали мы школьный год хорошо, и если будет продолжаться так и дальше — из нас получатся настоящие комсомольцы, и он лично голосует за то чтобы меня принять…

Всю дорогу от Колтубов мы с Катеринкой заново переживали все происходившее на собрании. Я рассказываю ей перечувствованное тогда и жалею о том, что не сумел как следует сказать, что обязуюсь стать настоящим комсомольцем. Катеринка говорит, что это не важно, дело не в том, чтобы сказать, главное — показать на деле.

Получив комсомольский билет, я показываю его отцу.

— Мать! — зовет он. — Иди-ка сюда…

Они бережно держат новенькую книжечку, внимательно рассматривают ее и даже меня, словно я стал каким-то другим.

— Ты смотри, вырос у нас сын-то! А?.. — говорит отец. — Ну, поздравляю, сынок! Смотри только: эта книжка дает не права, а обязанности, сумей их выполнить… Ну, да ты и сам понимаешь, большой стал. Поздравляю! — и он крепко пожимает мне руку.