На кухне мисс Элизы

— Как, простая кухарка? Значит, наши предположения оказались ошибочными.

Полковник развернулся с такой прытью, что у него чуть ноги не заплелись.

Нет нужды говорить, что его комплименты «французскому шефу» подняли мне настроение. Как и утренняя почта, с которой пришли два ежегодника: «Литературный вестник» и «Предложение дружбы». Поскольку жильцов у нас не осталось и не надо было готовить еду, а я не хотела прийти в дом викария слишком рано, у меня появилось время почитать. Устроившись в гостиной, я упивалась стихами Фелиции Хеманс, Мэри Хауитт, Марии Джейн Джусбери и своей любимицы, Летиции Лэндон. Читая ее стихи, я вижу в зеркале слов себя. Будто она заглядывает мне в душу, понимает меня. Я ловлю себя на том, что произношу любимые строки вслух, стараясь запомнить, чтобы рассказать потом Энн. Я вновь вспоминаю ее трогательные слова…

В редчайшие часы покоя
Я слышу песнь и вижу образ твой.
Воспоминания полны тобою,
Друг старый добрый мой

Именно такое чувство я испытываю к женщинам-поэтессам. Они — мои старые, преданные друзья, что появляются в самые тяжелые минуты.

Когда я подхожу к дому викария, строки Летиции Лэндон путаются в голове со стихами знаменитой миссис Хауитт и моими собственными робкими попытками. Несмотря на то что смешение слов, образов, озарений подчеркивает несовершенство моих стихов, они поднимают мой дух. Я берусь за медный дверной молоток в виде львиной головы с пышной гривой и опускаю его с такой решимостью, что звон разносится по всему дому.

Звук шагов, скрежет ключа, и дверь на хорошо смазанных петлях распахивается. Служанка с перепуганными глазами делает книксен и убегает доложить о моем прибытии.

На лице миссис Торп читается плохо скрываемое удивление. Ее щеки и подбородок дергаются, точно она не может решить, какое принять выражение. Наконец она приветствует меня натянутой улыбкой.

— Мне нужен адрес Энн Кирби, — говорю я. — Произошло недоразумение, и я должна попросить ее вернуться.

Я, как всегда, чересчур прямолинейна. Глаза миссис Торп подергиваются холодным туманом, как у мертвой форели.

— Вы такая умница, что нашли ее, миссис Торп, — заискивающе добавляю я.

Ее выражение смягчается.

— Давайте выпьем чаю, или вы предпочитаете кофе?

Она достает из складок юбки резной серебряный колокольчик и трясет им. Появляется маленькая служанка, делает книксен и убегает. Миссис Торп ведет меня в гостиную — обои с розочками, портрет мистера Торпа маслом над камином, пара кресел, обтянутых зеленой кожей.

Мы обсуждаем погоду, разрушительное действие поздних морозов на урожай, наводнивших город жителей лондонского Ист-Энда, что приезжают собирать хмель, и как трудно в наше время найти хорошую прислугу. Я хватаюсь за последнюю фразу, точно кошка, узревшая добычу.

— Просто глупое недоразумение, — объясняю я, скромно опустив глаза в чашку, где плавают заблудившиеся чаинки, похожие на утонувших жучков. — Всецело моя вина, и я должна вернуть Энн, если еще не поздно. «Не дай бог мне опоздать», — с ужасом думаю я.

Миссис Торп надувает щеки и ставит чашку на стол, сверкая обручальным кольцом, переливающимся в солнечном луче. После короткой паузы, не убирая руку с кольцом из луча, хозяйка дома заговаривает вновь.

— Да, она могла завербоваться в сборщики хмеля.

У меня пересыхает в горле. Миссис Торп что-то известно. Она знает, что я опоздала. Стихотворные строчки путаются в голове… «Вы дружбы цепь так грубо разорвали… Погибло все — надежды и мечты… Она теперь в пределах дальних, где нет любви…»

Нахлынувшие на меня чувства почему-то представляются в виде рецепта: фунт свежего отчаяния, три чашки крепкого разочарования, пять унций угрызений совести, хорошенько посыпать тонко нарезанным сожалением и добавить щепотку жалости к себе.

— Что с вами? — вопрошает миссис Торп, теребя окольцованными перстами тонкий золотой крестик на шее.

Этот жест призван напомнить мне о ее семейном положении, а заодно и о благочестии.

— Я хочу навестить Энн.

— Вы не нуждаетесь в моем разрешении, — сводит брови миссис Торп.

— Верно, только у меня нет ее адреса.

— Вы что, не записали адрес, когда брали ее на работу? — таращит глаза миссис Торп, будто я оказалась еще большей идиоткой, чем она предполагала.

— Знаете, я как-то не подумала.

Я лихорадочно вспоминаю, что рассказывала Энн о своем доме. Не помню, чтобы я ее расспрашивала. Я почти ничего о ней не знаю. Как жаль!

Миссис Торп поджимает губы и задумывается.

— Может, вам лучше зайти еще разок, когда муж будет дома, заодно поговорим о ваших стихах. Хотя должна заметить, что мой дорогой супруг не одобряет пишущих женщин, тем более незамужних. Я полностью разделяю его мнение, но, возможно, вы меня переубедите, мисс Актон.