Читаем На Лиговке, у Обводного полностью

Сват дошел до старой коряги. Солнце закатилось, под ногами чавкала сырая земля. Со свистом пролетели утки. Он бабахнул им вслед. На реке монотонно жужжал подвесной моторчик. Он, наверное, был слабенький, а лодка большая, тяжелая, двигалась медленно. Казалось, звук подолгу стоит на месте.

После охоты развели костер, разлеглись на сухом тростнике и принялись за ужин. Взошла луна, и на кустах ракитника отчетливо засеребрились длинные листочки.

— Хорошо-то как… — проговорил сват, отставляя пустую кружку. И, помолчав, добавил мечтательно: — Самый лучший санаторий — охотничий костер. А дом отдыха — стог сена. Вот уйду на пенсию — и тогда…

— Дядя Миша, — поинтересовался Виктор. — А какая у тебя будет пенсия?

— Да думаю, что на полную мерку натяну.

— Это за что же? — поинтересовался Федосеич. — Не больно-то ты в городе изломался, чтоб тебе сотнягу с лишком платить. Подумаешь, дело — интуристов на автобусе по музеям возить.

— Позавидовал, — отозвался сват. — Я пока до этого автобуса добрался — в глазах не раз темнело. Потрещали мои косточки. В первую пятилетку что у нас было? Какая техника? Тачка деревянная — две ручки на одном колесике. Сколько я на ней земельки из котлованов выкатил? Погорбатились в свое время. Вот дотяну до пенсии, переберусь в деревню. На заслуженный отдых.

Федосеич помолчал. Подкинул в костер дров, стало светлее.

— Та-ак… — сказал он. — Это хорошо. От городской жизни в деревенскую тишину. А нам из деревни куда со своим заслуженным отдыхом? Получается — где стоишь, там и сядешь?

— Во! — оживился Виктор. — Идея. А вы махнитесь, так на так. Дом в деревне — квартира в городе.

Федосеич усмехнулся:

— Это мне-то в город? Милиция не пустит. Прописки нет. Да и зачем мне эта квартира? Что с ней делать? Сидеть на девятом этаже, как в скворешне? Лифт испортится — и до скворешни не доберешься. — Федосеич замолчал и повел носом, принюхиваясь. — Кто горит? — спросил он.

Горел Виктор. Выскочил из костра уголек на штанину. Пожар затушили, посмеялись над Виктором, над прожженными штанами. Вдруг сват расхохотался.

— Ты чего? — удивился Федосеич.

— Да вот… Вспомнилось. Давно это было. — Сват даже головой покрутил. — Был я тогда вроде вот Витьки. Пожалуй, и помоложе. Тоже думал, что я пуп земли. Курсы шоферов кончил, ну и думал, что всего достиг. Послали меня в пожарную команду. Прихожу. Начальник команды — брандмейстер, усы вот такие, от уха до уха. Оглядел меня, вижу, не очень я ему понравился. Ему бы постарше, с опытом, а тут мальчишка. Подергал брандмейстер себя за усы, а что сделаешь? Вот, говорит, твоя машина. «Трубный ход» называется. Это значит: вьюшки с рукавами, насос-качалка, лестницы-штурмовки, какие-то краны, тройники и пятеро пожарных — «топорники». Это те, которые в самое пекло лезут.

Ну, устроили мне проверочку — как я с машиной обращаюсь? Кто на ком ездить будет? Я на ней или она на мне? Брандмейстер секундомер в руки, свисток в зубы. Мы с лежаков соскочили, по столбам со второго этажа вниз, где машина стоит. У каждого свое дело: двое ворота распахнули, я — к рулю, двое — к заводной ручке мотор крутить. Ручка длинная, специальная, чтоб двоим ухватиться. «Семейной» называлась. Пятый, старший топорник, дядя Вася, от дежурного с адресом бежит. Ворота уже нараспашку, я газку прибавил, чтоб мотор ненароком не заглох, скорость врубил, жду, когда ребята на машину прыгнут. И случилось тут… Соскочила у меня нога с педали. А мотор чуть ли не на средних оборотах рванул машину вперед, только вьюшки с рукавами закрутились. Как ребята под машину не попали, не знаю. Дядя Вася с подножки посыпался, на поручне повис.

Выехали на улицу, ну, думаю, все!.. Отработал я в пожарной команде. Выгонят за такую езду. Дядя Вася говорит: «Хватит. Поворачивай обратно».

Подъехали к депо. Брандмейстер стоит, ус крутит и смеется:

«Как он из ворот-то вылетел?! А? — Это он про меня. — Как пуля. Вот это парень!»

Дядя Вася тоже похвалил. Я и ушам не верю. Не разобрались братцы-пожарники во мне. От лошадей поотвыкли, а к мотору еще не приспособились. Был автомобиль для них не то чтоб в диковинку, но вещь малопонятная.

— Подвезло вам, — согласился Виктор.

Сват пощурился на костер.

— Все-таки погорел я на этом пожарном деле, — сказал он.

— Это как же? — удивился Виктор.

Сват улыбнулся, точно вспомнил что-то приятное.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза