На Лиговке, у Обводного

В его руках ружье вертелось так, как надо. Он прикинул его к плечу, подержал на указательном пальце, проверяя балансировку, посмотрел и в стволы. Чувствовалось, что осмотр делает если и не сам Марковский, то все же специалист знающий. И хозяин ружья смотрел одобрительно, не сомневаясь в достойной оценке.

— А что в нем? В этом ружье? — с холодком спросил Федосеич. — Обыкновенная дешевка.

— Что-о? — опешил хозяин ружья. — Как это — дешевка?

— Да так. Красная цена ему в базарный день…

Охотник не дал договорить Федосеичу и вырвал из его рук ружье.

— «Дешевка», — передразнил он Федосеича. — А что ты понимаешь в ружьях? Да ты знаешь, что Марковский сказал? Да что с вами толковать! — Он вскочил, сбросил полушубок, схватил свою непросохшую одежду и стал поспешно одеваться. — Грабли вам в руках держать! — кричал он. — Дешевка!.. — Он подхватил свой рюкзак, столкнул на воду лодку и скрылся в темноте. Из-за камышей еще долго доносились его выкрики: — Сами-то вы — дешевка! Я вас в упор не вижу! И видеть не хочу.

Произошло все это быстро, неожиданно. У костра сидели, раскрыв от удивления рты.

— Видали вы такого? — первым пришел в себя сват. — Обиделся. Да еще как!..

— Не иначе как с приветом, — Виктор покрутил пальцем у виска.

Федосеич как-то странно сопел носом.

— Ружье-то у него… — заговорил он, — на самом деле… Штучное. Знаменитый «голанд-голанд». И где он такое достал? Ему и верно цены нету. Ручная работа.

Виктор свистнул.

— Что ж вы ему… На мозги-то капали?

— Да пошутил я! Подумаешь — расхвастался. Вот я и хотел…

— Скажи пожалуйста! — удивился сват. — Принципиальный.

Костер потух. Только тлела кучка оранжевых углей. Зато хорошо светилась голубым светом кругленькая яркая луна.

— Да-а, — пробормотал Федосеич. Он сгреб в кучку охапки сухого тростника, расстелил плащи. — Давайте спать. Ложись плотнее, теплее будет.

Улеглись, прижались друг к другу, накрылись полушубком. Федосеич кряхтел:

— Надо же… Мокрый… Без спичек.

— Так ему и надо, — сказал сват, чтоб как-то утешить Федосеича. — Кто виноват, что он такой псих?

На рассвете, чуть забрезжило, Федосеич растолкал заспавшихся охотников.

— Давай, давай, — бубнил он. — Заря начинается. Ишь разоспались.

К утру выпала роса. Трава, кусты, одежда — все было мокрое. Метелки тростника поникли под тяжестью крупных прозрачных капель. Воздух был серым, зябким.

— Бр-рр… — сделал губами Виктор.

Сват представил себе, как придется продираться сквозь мокрый тростник. Роса с него так и сыплется пригоршнями, холодная. Он уж хотел было и не пойти. «Какая меня нужда гонит?» — подумал он. Но попробуй не пойти — он покосился на Федосеича — загрызет. Понесет про городских «штиблетников» и белоручек, из-за которых зря моторку гоняешь. Сват зевнул, зябко передернул плечами и пошел к старой коряге.

Утренняя заря прошла почти без выстрела. Утка летела плохо — высоко и редко. Время тянулось нудно. Где-то в кустах покашливал Федосеич.

— Ну дак что? Шабашить будем?

Собрались у потухшего костра. Федосеич сказал:

— Давайте к дому собираться, — и пошел к челноку.

Вдруг он страшно закричал. Отчаянно и гневно. Сват кинулся к нему. Федосеич держал в руках канистру из-под бензина. Он так ругался, что сват, мужик бывалый, такого еще не слыхал.

— Ну, ублюдок! Ну, псих несчастный! — кричал Федосеич. — Попадись ты мне! — Он бросил канистру на землю, пнул ее ногой. — А я его жалел! Он мне ночью снился… Без спичек.

Вечером, когда приехали, Федосеич вытащил канистру из челнока, чтоб не мешала, и поставил в сторонку, в кустик. Ночной гость сбил ее своей лодкой, пробка выскочила, бензин вылился. Как теперь выбираться с острова?

Наругавшись вволю, Федосеич притих.

— Виктор! Разводи костер. Чайку надо. А там видно будет.

Молча принялись за еду. Вдруг все вскочили и замерли с кружками в руках. Слышался звук мотора. Мимо острова шла лодка. Бросились к берегу, размахивая шапками, что-то крича. Но человек в лодке не шелохнулся. То ли не слыхал, не видел, то ли еще что, но лодка скрылась из вида.

Время шло к полудню. Виктор разделся до трусиков и, развалившись на тростнике, загорал, отпуская шуточки насчет робинзонов и всяких островов — таинственных и тех, которые с сокровищами. Федосеич угрюмо помалкивал. На реке было тихо.

— Долго мы тут куковать будем? — не выдержал сват. — Мне же завтра с утра на работу. — Он вопрошающе посмотрел на Федосеича.

— А что ты на меня смотришь? — обозлился тот. — Я что, доктор? Все знать должен? Подождут твои интуристы.

— Тут с голодухи подохнешь.

— Ну и что? Не ты первый, не ты последний.

— Выберемся, — уверенно заявил Виктор. — Куда денемся? Не явимся вовремя, искать начнут. Колхоз не забудет своих героев.

— Ты… герой, — сказал Федосеич. — Собери-ка всю жратву в кучку. Ишь разбросались. Еще каждая корочка пригодится.

— Меня за прогул — знаете что? — волновался сват. — С доски Почета попрут. Начисто. Это уж факт.