Читаем На Лиговке, у Обводного полностью

— На хлебозавод. Побыстрее. Опаздываем.

На хлебозавод я люблю ездить. Там всегда вкусно пахнет горячим хлебом. Но я люблю и вежливость. Посмотрел на часы — без пяти девять. Мне сказано к девяти. Я и говорю:

— Во-первых, здравствуйте, а во-вторых, у кого как — а у меня еще пять минут в запасе.

Покосился он на меня:

— Извините. Тороплюсь. Работы много, времени мало.

«Тоже мне работа, — подумал я, — фотоаппаратом щелкать».

— Вы ансамбль балалаечниц знаете? Фотографировать их буду. Задание из центра.

Чего или кого я не знаю в нашем районе? А этих балалаечниц по всем колхозам возил-перевозил. А насчет задания из центра, так это мне до лампочки. Это задание ему, а не мне. Я из центра заданий не получаю. Не та должность. Мое задание выше районного не бывает. Обслужить автотранспортом. На этом все и кончается.

— Ну, что ж, — говорю, — ансамбль неплохой. Можно снять. По области на первых местах держится. Девчонки как на подбор. Молоденькие, хорошенькие. Есть на что посмотреть. А извините за любопытство — снимать будете ансамбль, а едете на хлебозавод? Как это совместить?

— Нужно сделать фото — три красавицы в русских костюмах держат в руках вот такой каравай хлеба. — Он развел руками. — Идея понятна? Плоды нового урожая.

— Урожая-то еще нету. То есть он есть, и неплохой, но в поле. Еще уборочная не начиналась. Откуда же плоды?

— Это условности. На фото не видно.

Подъехали к хлебозаводу. Он из кабины прямо в проходную. На ногу быстрый, походка решительная. Пропадал больше чем полчаса. Выскочил обратно чуть ли не бегом.

— Где тут у вас кондитерский цех? Поехали. Поехали.

Я спрашиваю:

— Передумали, что ли? Вместо каравая сдобные булочки?

Он опять на меня покосился. У него это здорово получается. Взгляд строгий, пронзительный. Отвечает раздраженно:

— У них, видите ли, конвейер!.. Размеры! Стандарты. Изделия определенной формы. Только кирпичом, и только килограмм. Ни больше, ни меньше. Хоть черный, хоть белый. Хлебозавод, называется. И разговаривать не хотят.

— Тогда поехали к тетке Фросе.

— Кто такая?

— Самая главная в кондитерском цехе. Еще девчонкой в партизанах хлебопеком была. Медаль получила. С тех пор и пошла по этой части. Сдобой на весь город славится.

В цех нас, конечно, не пустили. Соблюдают санитарные нормы. Производство деликатное. Тетка Фрося сама вышла, в белом колпаке, пышная, сдобная, что вдоль, что поперек. Фотокорреспондент ей — так, мол, и так, требуется ржаной каравай размером по диаметру пятьдесят сантиметров, высотой двадцать пять. Идея понятна? Чтоб к утру готов был.

— Милые мои, — запела тетка Фрося. — Да как же так? Что тесто ржаное, так это не страшно, сдобное сделаем, вкусно будет, только караваем не получится. Крупно очень. Мы вам маленьких напечем, под венскую сдобу.

— Да нет!.. — нетерпеливо перебил фотокорреспондент. — Нам вот такой нужен, — и опять развел руками. — Чтоб его троим держать.

— Милые мои, да как же мы сделаем? Печи-то у нас немецкие, из ГДР, на электричестве работают. Под мелочь приспособлены. А такой, как вам нужен, в нашу печку и не засунешь. Опять же температурный режим — под ваш заказ другую регулировку надо. А какую? Кто знает? Мы же план выполняем. — Она подперла ладонью щеку, как бы задумалась на минутку. — Тут и замес иначе, и выпечка другая. Нет, не возьмемся. Не то оборудование. — Она вздохнула и сказала: — Кофейку не желаете? С булочками?

Фотокорреспонденту не до кофейку. Желваки у него на скулах так и ходят. В дверях стояла какая-то бабенка, тоже в белом колпаке, наш разговор слушала.

— Дядя Коля, — говорит она мне, — а ты в колхозе «Красная заря» знаешь Степаниду Сорокину?

— Понятия не имею, — отозвался я. У меня тоже почему-то настроение испортилось.

— Васи Сизова теща.

— Ну и что?

— Так она хлебы в русской печке печет. Кто из колхозников попросит, к празднику там аль на свадьбу, никогда не откажет.

— Где она? Кто такая? Как ее найти? — встрепенулся фотокорреспондент.

— Так в «Красной заре». Это же недалеко. Сколько туда? Километров тридцать? Не более. И автобус туда скоро пойдет.

— Мне ансамбль снимать надо. Балалаечницы в Доме культуры ждут.

— А вы вот что, — сказала тетка Фрося. — Попросите Анатолия Ивановича позвонить в «Красную зарю» председателю колхоза, чтоб он лично сказал Степаниде. А утречком рано и махнете туда. У нее все готово будет.

— Идея понятна, — ожил фотокорреспондент. — А кто такой Анатолий Иванович?

— Секретарь райисполкома. Он сам из этой «Красной зари». Его послушают. Сделают. — Тут тетка Фрося решительно сказала: — А ну-ка я сама Анатолию Ивановичу позвоню.

Через две минуты все было ясно. Тетка Фрося все толково объяснила, а Анатолий Иванович подтвердил, что бабка Степанида действительно печет хлеб по старинке, и он сейчас же позвонит председателю колхоза.

— Ну, вот как хорошо, — обрадовался фотокорреспондент.

Мы на скорую руку, чтоб не обидеть тетку Фросю, выпили кофеек с булочками — и в машину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза