На линии огня

Лейтенант смотрит на него внимательно. Губы кривятся в недоброй улыбке.

– Стало быть, что-то все же он о тебе знает?

Капли пота ползут у Горгеля по затылку и из-под мышек.

– Я никогда не был за левых и ни в какой партии не состоял, – с жаром говорит он. – В Альбасете любой за меня поручится.

Лейтенант качает головой:

– Сомневаюсь… Это территория республиканцев, так что тех, кто мог бы за тебя поручиться, скорей всего, давно расстреляли.

Перечитывает записанное в ведомости и кладет ручку рядом с чернильницей.

– И потом, у тебя даже документов нет, – добавляет он.

– Да откуда у меня документы? Потерял.

– Когда?

– Честно говоря, не помню.

Лейтенант и сержант многозначительно переглядываются.

– Ну надо же, какая неприятность, – говорит первый.

– Я в бою с прошлого понедельника. В ночь, когда они начали наступление, сидел в передовом охранении.

– Судя по тому, как все получилось, охранял ты хреново, – лейтенант смотрит на него со зловещим интересом. – А может, специально тревогу не поднял, чтобы прошли без помехи?

Горгель чувствует, как слабеют у него колени. Он закладывает руки за спину, чтобы незаметно было, что они дрожат.

– Чушь какая-то! – протестует он. – Я первым поднял тревогу, бросив две гранаты… А потом дрался в городке под командой майора… Индурайн его звали. И там еще был один лейтенант. Его убили потом.

– Кто его убил?

– Красные, кто же еще?

Офицер с неохотой снова берет ручку и обмакивает ее в чернильницу:

– И как его звали, того лейтенанта?

– Да я и не знал, как его зовут… Нет, постойте… Вроде Варела. Или Валера.

Лейтенант, держа ручку на весу, смотрит выжидательно:

– Ну так как?

– Я не уверен… Все произошло очень быстро, поймите. Мы вышли из городка, и тут его убило.

– Ах вот как? Прямо так и убило?

– Прямо так.

– Куда пуля попала? В спину или в грудь?

Вопрос звучит зловеще. Горгель сглатывает слюну:

– Нас атаковали. Многие упали – и он тоже.

– А ты нет.

– А я нет. Я и еще несколько человек.

Офицер продолжает пристально вглядываться в него:

– Да уж вижу. А потом что делал?

– Пошел на восточную высоту, там командовал майор Индурайн. А потом отбивал танки на шоссе.

– С этим самым майором?

– Нет. Его расстреляли красные, когда взяли высоту.

– Ты это видел?

– Конечно.

– А тебя, значит, не расстреляли?

– Тут начался обстрел, и я сумел удрать.

– Удрать, говоришь…

– Да. А потом был на Файонском шоссе. Стрелял по танкам из пушек.

– Глядите-ка… В артиллерию перешел?

– Меня перевели.

Лейтенант снова скептически переглядывается с сержантом.

– Брехня все это, – говорит тот.

Маленькие глазки обшаривают Горгеля сверху донизу.

– Повоевал, я смотрю, немало.

– Да уж побольше некоторых…

И еще не успев договорить, жалеет, что произнес эти слова.

– Дерзит еще… – говорит лейтенант.

Горгель, стараясь совладать с паникой, снова сглатывает слюну.

– Вовсе нет, господин лейтенант, – бормочет он. – Просто вы спросили, я ответил.

– Так ты ко всему еще и герой.

– Не знаю, кто я. Однако же в том, что целую неделю дрался с красными, сомневаться не приходится. Мавр может подтвердить.

– Какой еще мавр?

– Капрал Селиман. Вы же его видели вчера…

– Ну а сейчас где он, твой Селиман?

– Понятия не имею. Ушел куда-то.

Лейтенант почесывает бровь. Смотрит на свои записи, а потом на Горгеля. По всей видимости, показания его не убедили.

– Ладно… – подводя итог, говорит он. – Это дело мы разъясним.

И сержанту:

– Увести.

Тот ухватывает Горгеля за руку и тащит назад, к оврагу.

– Господин сержант… Сыном своим клянусь – я сказал чистую правду.

– Хорошо-хорошо, – безразлично кивает сержант, не отпуская. – И я тебя тоже люблю.

– Уверяю вас…

Угрожающий взгляд, рука, занесенная для удара. Сильный толчок.

– Рот свой поганый закрой!

Горгель покорно замолкает, но, подойдя к оврагу, с облегчением видит, что сержант подвел его не к пленным, а к перебежчикам.

– Вот тут сиди. И замри, пока мы не решим, что с тобой делать. Понял?

Горгель присоединяется к тем, кто расположился под деревом. Одни сидят, другие лежат, закрыв лица пилотками или носовыми платками, кое-кто жует упавшие с веток темные рожки. Он жестоко страдает от жажды – после допроса язык и нёбо у него как наждак, однако воды не дают. И он покорно сидит, не смея шевельнуться. Время от времени поднимает голову и злобно смотрит на того пленного, который выдал его, и пытается вспомнить, кто это. И наконец ему это удается: это официант из бара «Манчего» возле церкви Пречистой: Горгель захаживал в это заведение ближе к полудню выпить стакан вина и съесть порцию копченой колбасы. Он даже не знает, как его зовут, не помнит, говорил ли ему хоть раз что-нибудь, кроме «Сколько с меня?» и «Принеси-ка ты мне…».

Странное создание человек, завершает свои размышления бывший плотник. Странное, опасное и злобное. И, сделав этот вывод, он укладывается на спину, закрывает глаза и засыпает. А просыпается от пинка.

– Эй… Вставай.

Приподняв голову, он видит сержанта: тот стоит – руки в боки – и глядит на него. Горгель с трудом встает, а сержант новым пинком подгоняет его:

– Шевели копытами!

– А куда вы меня ведете?

– Шагай, не разговаривай.