На линии огня

– Привет, товарищ, – неизменно жизнерадостный Харпо улыбается при виде Пато. – Ну что? Как там внизу? Что новенького?

– Переправу в очередной раз вывели из строя. Франкисты разбомбили. Есть погибшие.

Лейтенант проводит ладонью по лицу, покрасневшему от какой-то сыпи. Стекла его очков покрыты пылью.

– О дьявол, – говорит он.

– Наводить мост днем – чистое безумие. Понтонеры должны были бы работать только ночью.

– Думаю, при луне было бы то же самое, – говорит Экспосито.

– Лодки-то хоть есть? – спрашивает Харпо.

– Немного. На веслах идут: отсюда – битком набитые, сюда – порожняком.

– Резервов, стало быть, нет.

– Не видела.

– И хорошо. Чем больше тут народу скопится, тем трудней будет выбираться отсюда.

– Неужто совсем плохи дела?

Лейтенант незаметно показывает на костер в углу патио и говорит вполголоса:

– Гляди… Выполняют приказ… Вот как сожгут документы и оборудование, так и дела, надо полагать, наладятся.

– Да уж вижу.

Покуда Пато снимает свой ранец, Харпо и Экспосито успевают рассказать, что тут происходит. Исправны только три линии: одна – только что восстановленная – ведет на КПП у самой реки, другая – в сосновую рощу у восточной высоты, третья – на Рамблу, возле кладбища. С частями на других позициях связи нет. С высотой Пепе, где продолжает сопротивляться батальон Островского, она поддерживается через посыльных, снующих туда и обратно через бутылочное горлышко. То же относится и к Кастельетсу, где бой идет так близко к командному пункту, что никакого телефона не надо: доклады и приказы передаются связными.

– Короче говоря, – подводит итог Харпо, – мы при последнем издыхании.

Пато смотрит на сержанта Экспосито, которая все это время хранит молчание, и на ее стоическом лице читает подтверждение словам лейтенанта.

– Сколько же мы сможем продержаться?

Ответа нет. Пато устало вздыхает. Ноги у нее болят от долгой ходьбы, плечи ломит от тяжелого ранца. Она садится на землю и начинает разматывать обмотки, стягивающие брючины комбинезона над альпаргатами. Потом вытряхивает из них пыль, комочки земли, грязь. На левой икре обнаруживается воспалившийся гнойничок – он зудит и жжет, но сейчас с ним ничего нельзя сделать. Когда созреет – прорвется, и тогда можно будет промыть его кипяченой водой и прижечь пламенем одной из трех оставшихся спичек, которые она хранит в жестяной коробочке. Но до этого – день-два, а за это время многое еще может случиться.

Подошедший солдат докладывает Харпо, что его требуют в штаб. Пато по-прежнему сидит на земле, наматывая обмотки, а Экспосито молча за ней наблюдает.

– Хорошая ты девочка, – наконец произносит она, и Пато смотрит на нее удивленно:

– Я?

– Ты.

Больше сержант не произносит ни слова. Достав из кармана комбинезона бутерброд, завернутый в страницу «Солидаридад обрера», принимается за еду. Пато, справившись с обмотками, смотрит на нее:

– Ну что – мы проиграли?

– Еще нет.

– Но кажется неизбежным.

Экспосито устремляет ничего не выражающий взгляд на раненых под навесом:

– Победа будет за нами.

И, разломив свой бутерброд надвое, протягивает половину Пато, у которой уже несколько часов крошки во рту не было. Черствый хлеб с отвратительной говяжьей английской тушенкой все же помогают обмануть голод. Она запивает трапезу глотком речной воды с капелькой йода из пузырька, одолженного каким-то санитаром. Редкая гадость, но пить можно.

Появляется какой-то солдат – один из тех, кто околачивается при штабе. В одной руке у него пуговица, другой он поддерживает спадающие штаны.

– Эй, красавицы, можете пришить?

Экспосито с каменным лицом секунду смотрит на него и отвечает:

– Пусть тебе твоя потаскуха-мамаша пришивает.

Солдат растерянно хлопает глазами:

– Ничего себе… Это что же такое, товарищи?

Экспосито показывает ему на свой шеврон:

– Видишь это?

– Ну вижу.

– Вот и вали отсюда.

– Что?

– Что слышал! Уматывай, идиот. Пошел отсюда.

Обескураженный солдат отходит, едва не столкнувшись с лейтенантом Харпо и майором Карбонеллем, заместителем командира бригады. Они о чем-то тихо переговариваются, и лица у обоих очень серьезны.

– Пастухам – ужин, барашку – вертел, – глядя на них, как бы про себя говорит Экспосито.

Пато встает. Начальство коротко объясняет ситуацию. Высота Пепе – ключ позиции; если ее возьмут, может рухнуть вся оборона Кастельетса. Посыльным все трудней пробираться через бутылочное горлышко, они не справляются, а потому необходимо восстановить связь. Это поручается Пато.

– Почему ей? – спрашивает Экспосито.

– Она уже бывала там и знает дорогу, – отвечает Харпо, задетый этим неуместным вопросом. – Кроме того, она хороший специалист и надежный товарищ.

– Вот по этой самой причине ее и не надо подвергать такому риску. Дайте ей хоть дух перевести.

Пато, благодарно взглянув на нее, улыбается устало:

– Ничего, товарищ сержант… Я справлюсь.

Лейтенант одобрительно кивает, майор Карбонелль тоже доволен ответом. Экспосито прячет недоеденный бутерброд, берет полевой телефон, перекидывает через плечо ремень автомата.

– В таком случае я пойду с ней.

– Нет, – говорит Харпо.

– Почему?

– Потому что здесь ты нужней.