На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921

Все это вызывает большой переполох и тревогу в пассажирах, никто не хочет бросать своих вещей в море, идут споры и пререкания. Но парус поднят, пароход с его малым ходом, плохо слушавшийся руля, теперь держит нос по ветру. Еще час-другой подвигаемся – и стоп машина! Вышел весь уголь. На мачте выбрасывают флаг (я как раз сидел у ящика с флагами) – один, другой, третий. Спрашиваю сигнальщика: что это обозначает? Отвечает: «Терплю бедствие, нет угля, нет воды!» Сопровождающий нас миноносец подходит с подветренной стороны «Риона», причаливает к нему, команда тех же юнкеров начинает перегрузку каменного угля с миноносца на пароход. Работа идет медленно, с нетерпением ожидаем ее окончания. В это время на горизонте с севера показываются дымки пароходов, кто-то высказывает предположение, что это погоня красных за нами… Еще больший переполох. Направляем бинокли, подзорные трубы в ту сторону: действительно, идет эскадра из четырех судов, большого броненосца и трех эскадренных миноносцев, стройно и быстро к нам приближающихся. Оказывается, английская эскадра, стоявшая в севастопольском порту, догнала нас и, пройдя несколько вперед, остановилась; с адмиралтейского корабля, броненосца, спущен паровой баркас и идет к нам узнать, в чем дело. И, после кратких пояснений капитана, возвращается с докладом к своему адмиралу. Вслед за тем и не более как через 20–30 минут со всех судов английской эскадры отчаливают моторные шлюпки, нагруженные бочонками с водой для нас, а с броненосца подают буксир; еще полчаса, и мы на буксире броненосца, с миноносными крейсерами впереди и по бокам, при общем ликовании пассажиров, продолжаем путь к Константинопольскому проливу. Теперь нам не страшен крен, имеется питьевая вода и наверняка доберемся до Константинополя. Но каково наше изумление и ужас, когда утром следующего дня вся наша эскадра по сигналу с броненосца останавливается, убирается буксир и, бросив нас на произвол судьбы и Черного моря, полным ходом уходит от нас и скрывается во входе пролива. Теперь мы находимся в виду скалистых берегов Малой Азии, море спокойно, и множество рыбачьих лодок окружают нас со всех сторон, занимаясь ловом скумбрии. Еще некоторое время, из пролива показывается пароход, идет прямо на нас… Оказывается, буксирный пароход, вызванный английским адмиралом, чтобы ввести «Рион» в пролив и дотащить нас до первой бухты в проливе, Буюк-Дере, где мы бросили якорь и вытравили изрядный конец якорной цепи, чтобы не стащило нас с места сильное течение Константинопольского пролива, глубина которого в этом месте доходит до 40 саженей… После чего буксирный пароход уходит в Константинополь.

Живописные гористые берега бухты, поросшие красивыми рощами и кустарником, красивые дачи и поселки рыбаков и само селение приятно ласкают наш взор. Тотчас же нас окружают лодки с торговцами хлебом, водой, фруктами и пр. Шум, крики – торг… С парохода летят в лодки деньги, мундирные вещи, даже оружие, от торговцев – хлеб, фрукты и пр. Комендантом это усмотрено, и лодкам, честь честью, приказано удалиться!.. Через некоторое время подвезли из Константинополя хлеб и воду. А утром следующего дня пришел крошечный по сравнению с «Рионом» пароходик-буксир, чтобы вести нас дальше в Константинополь. На носовой части «Риона» у якорного вала расчищена от пассажиров и их вещей площадка, принесены деревянные рычаги и, за неимением пара в машине, юнкера вручную начинают поднимать якорь. Пароходик подал свой буксир – шипит в ожидании подъема. Однако подъем громадного якоря вручную, видимо, никогда на пароходе не производившийся, идет по вершкам и с громадным усилием для юнкеров. Не менее как через час выволочена якорная цепь и начинает показываться якорь. В этот момент по чьей-то оплошности, а может быть, и вследствие неисправности якорного вала, защелка соскакивает, и якорь опять идет ко дну. Вторичная работа и час ожидания! Наконец буксир медленно вытягивает нас из тихой бухты в пролив с его сильнейшим течением. С бешеной скоростью несемся по проливу; движением нашего парохода управляет не наш руль, а этот маленький буксир, бросающийся из стороны в сторону и напрягающий все усилия к тому, чтобы нос «Риона» смотрел по течению и чтобы его не прибило к скалистым берегам пролива. Не буду распространяться в описаниях красот Константинопольского пролива, самого Константинополя с его дворцами, мечетями и Золотого Рога[539]; мы пронеслись мимо всего этого со скоростью течения, которое нас вынесло в Мраморное море, где у восточного низменного берега уже собралась вся армада кораблей с крымскими беженцами. Бросили якорь на указанном нам месте. Чьими-то заботами доставили нам хлеб и воду и запретили съезд на берег.

Мы огляделись. Залюбовались далеким видом на Святую Софию, Золотой Рог и берега Мраморного моря, в туманной дали которого проглядывали Принцевы острова.