На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921

Боевые припасы были на исходе; дело с продовольствием обстояло также далеко не благополучно; пришлось экстренно командировать в Минск в штаб фронта дивизионного интенданта с просьбой выслать транспорт с продовольствием, а командиру 43-й артиллерийской бригады принять все меры к розыску наших парков и к доставке боевых припасов.

В течение двух дней противник нас не беспокоил; по-видимому, производил перегруппировку своих войск. Наши полки усиленно занимались приведением окопов в окончательно готовый вид, но, конечно, без проволочных заграждений, для которых не было ни проволоки, ни кольев.

12 сентября в полдень со стороны Богданова противник выдвинул большое число тяжелых и легких батарей и открыл сильный огонь по окопам, занятым 169-м пехотным полком. Наши батареи, занимавшие закрытые позиции, вследствие недостатка снарядов должны были молчать, приберегая последние для отражения штурма. Это молчание ободряло противника и дало ему возможность тонко пристреляться к окопам и повести огонь тяжелой артиллерией на их разрушение, а часов около четырех дня [он] открыл ураганный огонь, вслед за которым двинул на штурм свою пехоту.

169-й пехотный Ново-Трокский полк своих окопов не оставил и вместе с нашими батареями встретил немцев сильнейшим огнем, немецкое наступление захлебнулось, и его артиллерия снова повела артиллерийскую подготовку, длившуюся до самого вечера.

С наступлением темноты 169-й полк, понеся большие потери убитыми, ранеными и засыпанными в окопах землей[299], отошел версты две назад, на имевшуюся здесь вторую (не законченную же постройкой) линию окопов. В связи с этим я решил отодвинуть назад весь фронт дивизии, су зить его и расположиться по хребту высот, вдоль правого берега реки Березины, от Скодорова до Клима, а 26-я пехотная дивизия по приказанию командира корпуса выдвинулась несколько вперед и заняла фронт Климы – Вирцими. За ночь все части закрепились, и на следующий день, когда наконец-таки нашлись наши артиллерийские парки, доставившие нам снаряды и патроны, мы надлежащим образом ответили на огонь противника и прекратили все его попытки нас атаковать. Через два дня после этого прибыл из командировки 170-й пехотный Молодечненский полк и представил приказ начальника 2-й гвардейской пехотной дивизии с похвалами о его блестящих боевых действиях за Сморгонью.

Отходя на гребень высот, в одном только погрешили: 172-й пехотный полк не удержал в своих руках фольварка Кальвария, несколько выдвинутого вперед перед нашим левым флангом, с его прочными каменными постройками, под прикрытием которых противник мог в нем размещать в непосредственной к нам близости свои пехотные части.

Этот фольварк все время был бельмом на нашем глазу и не давал покоя командиру корпуса. Решено было его захватить, для чего был назначен 172-й пехотный Лидский полк под командой полковника Баранова и взвод мортирной батареи. Эпизод этот в дневнике генерала Флуга описывается так:

…Я имел случай с близкого расстояния отчетливо ви деть ход боя на самом интересном участке фронта… у фольварка Кальвария, который атаковал наш Лидский полк; вид этот был настолько поучителен, что на нем стоит остановиться.

Позиция немцев в районе фольварка тянулась через него с севера на юг; скат, обращенный к нам, по-видимому, представлял довольно много закрытий, в виде разбросанных рощ и лощин, а также мертвых пространств; но ближний обстрел на одну-две сотни шагов имелся хороший.

Внутренность позиции немцев хорошо укрыта от наших взоров: что делалось за занятым ими гребнем, мне совершенно не было видно, несмотря на хороший наблюдательный пункт, на котором я находился в расстоянии верст 4–4½ от их передовых окопов.

Лидцы занимали окопы шагах в 500–600 от немцев; наступление началось с того, что мы стали подводить резервы к передовым окопам против фольварка Кальвария, обстреливая позицию немцев ураганным огнем артиллерии. Противник безмолвствовал; видно было только, что он обстреливает довольно редко пермцев, которые наступали левее лидцев.

Наступающая против фольварка Кальвария пехота не была удостоена ни артиллерийского, ни ружейного или пулеметного огня. К крайнему моему удивлению, молчание это продолжалось и тогда, когда наша пехота, по подходе резервов, вышла из своих окопов и довольно решительно двинулась в атаку. Шагах в 300 от немцев она залегла, но после непродолжительной остановки возобновила наступление довольно густыми цепями; только здесь мною стало наблюдаться довольно частое падение пуль среди наступающих и стал слышен треск пулеметов. Несмотря на это, наступление продолжалось очень энергично – все ближе и ближе к гребню немецкой позиции. Оставалось сделать еще небольшое усилие, и окопы были бы в наших руках; я с нетерпением и тревогой ждал торжественной минуты, когда начнется штыковая расправа с притаившимся в окопах противником, которого до сих пор совершенно не было видно. Но увы! Этому не суждено было сбыться.