На Мировой войне, в Добровольческой армии и эмиграции. Воспоминания. 1914–1921

То же самое после Масленникова говорил здоровый горластый поляк (трудовик) Дзюбинский, вырисовывая перед слушателями всю прелесть революционных принципов и радужного будущего России. Но закончил свою речь так же, как и Масленников, призывом к порядку, строгой дисциплине, к стремлению довести войну до победного конца, без чего все, приобретенное революцией, под владычеством немцев будет утрачено.

После них на трибунах стали появляться наши местные ораторы, желавшие главным образом блеснуть своим красноречием и вызвать одобрение толпы.

Должен сказать, что ничего оскорбительного по адресу отрекшегося от престола императора и его семьи никто не позволил себе говорить.

Между этими ораторами обратил мое внимание донской казак, украшенный Георгиевскими крестами и медалями, который «от лица донских казаков приносит всенародную покаянную в том, что в 1905 году казаки, заблуждаясь, помогли царскому правительству подавить начинавшуюся на Руси революцию и тем заслужили у русского народа нелюбовь к себе! Теперь мы этого не сделаем. Мы не хотим наград прежнего царского правительства!» И при этих словах снял с себя кресты и медали и вручил их Дзюбинскому. Несколько человек из толпы последовали его примеру.

Задавались также Масленникову и Дзюбинскому разного рода вопросы, на что они охотно отвечали. На площади начался галдеж, кто-то крикнул «на ура их!». Их подняли и донесли до автомобиля.

После сытного обеда в штабе корпуса в хорошем настроении духа мы проводили их на станцию железной дороги Крейцбург.

Мы были близоруки в своих предположениях, что после речей этих депутатов Государственной думы настанет в корпусе тишь да благодать, что они главные выразители петроградского настроения и все пойдет по-хорошему. Жизнь потекла своим обычным революционным порядком, когда кроме комитетов ротных и полковых заработали и комитеты дивизий, корпусов и армий, во главе которых появились матерые революционеры-социалисты, предоставившие ротным и полковым комитетам заниматься мелкими хозяйственными и служебными вопросами, сами повели политику тех партий, к которым принадлежали, и по тем директивам, какие от своих лидеров из Петрограда получали.

Войсковое начальство, оттертое комитетами от своих подчиненных, старалось использовать эти комитеты главным образом в делах хозяйственных и внутреннего быта, всячески удерживая за собой командную власть в строю и в бою. Первое время это удавалось, но когда офицеры военного времени, да и некоторые кадровые, оглядевшись во всем происходящем, сами начали входить в комитеты и руководить ими, вопросы о своем начальстве и критика его начали переходить границу допустимого. Началась травля начальства с корыстной целью выжить его, чтобы занять его должность с большим окладом содержания. И нужно сказать правду, опытных демагогов, провокаторов и попросту подлецов в числе офицеров военного времени оказалось множество. Им-то главным образом мы и обязаны в развале фронта армии, а на следующий 1918 год – в распространении и большевизма.

В зависимости от разных условий пропаганда и разложение войск в частях корпуса шли неодинаковым темпом. Наиболее стойким оказывался 1-й полк[338] 1-й Кавказской стрелковой дивизии под командой полковника Морозова, где офицеры в круговой поруке решили не допускать митингов, а комитетам предоставить только ведать хозяйственной частью. Наиболее слабой, как и следовало ожидать, оказалась вновь сформированная 184-я пехотная дивизия, в которой был случай стрельбы по батальонному командиру в землянке и где, несомненно, действовал подкуп немцев деньгами. Только этим и могу объяснить убийство начальника 184-й пехотной дивизии генерал-майора Носкова выстрелом из строя двух рот того же полка[339].

Какого числа не помню эти роты двигались из резерва на смену ротам, занимавшим окопы левого участка дивизии, и должны были по большой дороге проходить мимо штаба своей дивизии, расположенного в школьном доме «Аузен». В полдень они дошли до этого дома, и по предварительному сговору остановились, и начали галдеть и требовать от своих офицеров, чтобы те доложили начальнику дивизии генералу Носкову, в то время садившемуся со своими штабными офицерами за обеденный стол, что они желают его видеть и просить его разъяснений по какому-то служебному делу (по какому – теперь уже не помню). Генерал-майор Носков[340] приказал ротам построиться на дороге в двух взводных колоннах в одну линию, фронтом к дому и, когда было доложено, что роты готовы, через палисадник вышел к ним на дорогу. И в тот момент, когда раскрыл рот, чтобы поздороваться, ружейным выстрелом с левого фланга второй роты был убит наповал (пуля прошла через рот и вынесла затылочную кость). Произошел переполох, выскочили из штаба служащие, а роты, повернув без всякой команды направо, бросились бежать в направлении позиции, где, ничего не говоря, сменили стоявших.