— Руди у тебя славный малый, — похвалил Рихард, улыбаясь уголками губ, и Биргит расцвела еще пуще прежнего. Рихард же был мыслями явно далеко от этой комнаты и разговора, и едва за Биргит закрылась дверь, снова сосредоточился на работе. Когда была прибита последний кусок фанеры, временно защищающий дом от сырости и холода, Рихард спрыгнул со стула, положил молоток на подоконник и неожиданно шагнул к Лене. Она ждала этого все время, пока они были вместе, поэтому с готовностью прижалась к нему, обхватив руками его талию, едва он обнял ее крепко-крепко.
— У Магды останется большой шрам на лице. Она едва не потеряла глаз. Если бы осколок вошел чуть ниже… — произнес Рихард глухо, пряча лицо в ее волосах. — Томми в этот раз взяли больше жертв, чем обычно. Штайлер…
Лена напряглась, когда услышала это имя, заранее зная, что он скажет сейчас. Но все же не была готова к этим словам. К такому никогда нельзя быть готовой.
— Под удар попали бараки с иностранными рабочими… прямое попадание.
И стиснул руки еще крепче, когда она дернулась, понимая смысл сказанного. Она пробыла на работах у Штайлера немногим больше месяца, но успела привязаться за этот короткий срок к людям, которые работали на него.
— Ты кого-то знала из них?
— Всех…
Они плохо понимали друг друга порой, особенно голландцы и французы, но все же как-то нашли общий язык. Эти мужчины были так заботливы к ней, так трепетно оберегали ее во время работ, так старались поднять ей настроение, когда она падала духом. Вспомнила их всех, хотя не видела несколько месяцев. От совсем еще мальчишки француза Поля до грузного как медведь Марека.
— Мне очень жаль, — произнес Рихард. Она слышала по его голосу, что он действительно огорчен этими смертями. Он провел ладонью по ее волосам, пытаясь хоть как-то унять ее боль, но этого было мало. Почему-то показалось кощунственным слушать эти слова от немца. Именно по вине Германии и ее армии все эти люди оказались здесь. Не случись войны, они бы жили совсем другой жизнью и вполне вероятно скончались в глубокой старости.
— Мы все многое пережили сегодня, — сказал Рихард примирительно, когда Лена отстранилась от него резко и настойчиво, уходя от его прикосновений. — До рассвета всего несколько часов. Тебе нужно отдохнуть, Лена.
Лена прикрыла на миг глаза, пытаясь совладать с чувством скорби, которое охватило ее при известии о последствиях бомбардировки британцев. Как же это было странно — погибнуть вот так, в Германии, от бомб тех, кто пытался победить нацистов! И как это было страшно — быть похороненным не на своей земле, вдали от родных! Вполне возможно никто из них так и не узнает об этом. Если родным голландцев или французов могли сообщить, то вряд ли кто-то озаботится поиском семей украинок, которые работали на ферме Штайлера.
Рихард без лишних слов проводил ее до самой двери маленькой спаленки. В коридоре из-за забитого наглухо фанерой окна было бы темно, словно глаз выколи, если бы Катерина не включила лампу в спальне Лены и не оставила дверь открытой. В полосе света, идущем из спальни, маленькие осколки, которые все еще не убрали с пола, выглядели драгоценными камнями и ярко блестели, отражая электрический свет. Такое обманчиво красивое напоминание о минувшем налете…
Впервые за прошедшие дни Лена вдруг почувствовала скованность в присутствии Рихарда. Ей хотелось, чтобы он поскорее ушел, оставив ее наедине с мыслями и скорбью по погибшим. Но после его ухода, когда осталась одна в тишине маленькой спаленки, вдруг испугалась этого одиночества и поспешила в соседнюю комнату к Кате. Та спала глубоким сном, положив ладонь под щеку, и Лена не решилась ее будить ради прихоти поговорить о случившемся.
Войтек! Его имя возникло в голове так неожиданно, что Лена же вскочила на ноги. Знает ли поляк, что он потерял еще несколько своих товарищей? Она не стала раздумывать. Натянула кофту и побежала вон из дома в квартирку Войтека над гаражом, стараясь не думать о том, что ее домашние туфли промокли насквозь, а значит, снова отклеится тонкая подошва.
Войтек не знал. Лена поняла это по его удивленному виду, когда он открыл дверь. Но слова вдруг исчезли куда-то из головы, и она могла только смотреть на него растерянно, ощущая комок в горле. Войтек отступил в сторону и пропустил ее в свою квартирку, чтобы она не стояла на холоде и мерзла в своей тонкой кофте. Решимость вернулась к Лене, когда Войтек положил ладонь на ее плечо. Вместе с легким страхом перед силой его прикосновения. Чужого прикосновения к своему телу.
— Я пришла сказать… Одна из бомб… Бараки Штайлера… они все…
Несмотря на спутанность ее речи, Войтек верно уловил смысл ее слов. Его рука на ее плече задрожала тут же мелко, а черты лица исказились в приступе боли, пришедшей как отголосок страшной вести. Он отшатнулся от нее, закрыл лицо ладонями и скрылся в глубине квартиры, оставляя ее стоять в одиночестве в темном коридоре. Она видела через дверной проем, что он подошел к столу и вцепился в тот так, что побелели пальцы.