Войтеку было больно. И Лена знала, как никто эту боль, раздирающую на куски, вгрызающуюся в тело. Наверное, поэтому она смело шагнула дальше в квартиру, когда могла бы просто уйти, оставив его одного. Но Лена помнила, как это важно не оставаться одному в такой момент, и как нужно разделить свое горе с кем-то. Помнила по тем страшным для нее часам, когда потеряла Люшу. Если бы рядом с ней не было Леи, ей бы ни за что не пережить все это…
Войтек вздрогнул, когда ее маленькая ладонь коснулась его плеча. Но не повернулся. Так и остался стоять, устремив невидящий взгляд в угол комнаты. Он стоял совершенно беззвучно и без какого-либо движения, но Лена знала, угадала сердцем, что он плачет. И ей самой было горько и больно из-за этой страшной потери.
— Сдохнуть им всем песьей смертью! — прошипел зло спустя некоторое время Войтек. — И сдохнут, суки! Время придет, и сполна с них возьмут и за Марека, и за Михала! За всех моих сослуживцев возьмут! И за остальных… Сам бы задавил, коли б мог. Но ничего… время придет!
Лена чувствовала ладонью его каменные от напряжения мышцы, когда злость и ненависть буквально выворачивали его на изнанку. А потом Войтек все же успокоился. Опомнился, что не один сейчас. С грустной улыбкой повернулся к Лене, осторожно снимая ее ладонь со своего плеча и обхватывая ее пальцы своими.
— Спасибо, что сказала. Боюсь, что не смог бы сдержать себя перед немчурой, когда б у знал, — он так коротко и быстро поцеловал ее руку, что Лена даже не успела ни отстраниться, ни возразить. А потом озабоченно нахмурился. — Тебе нужно идти. Знаешь же, нам обоим не поздоровится, если немецкие господа узнают.
«Кайзерхоффе» будет устроен великолепный новогодний прием!