На осколках разбитых надежд (СИ)

Рихард обернулся резко к ней, и Лена ужаснулась тому, что увидела на его лице. Голубые глаза были полны такой муки и острой боли, что в ней тут же вспыхнули отражением те же самые чувства. И тогда Лена внезапно поняла, что было причиной его злости все это время. Словно в голове мозаика сложилась вдруг из разрозненных фактов и картинок.

— Ты знаешь?.. — голос дрогнул, когда она задала этот вопрос. Говорить об этом с Рихардом для нее было невыносимо из-за чувства вины и боли. И страха перед тем, как он может отреагировать на то, что случилось в лесу близ Розенбурга. Лена боялась этой поворотной точки и всячески гнала от себя любые мысли о ней, но она все равно настала.

— Ты ничего не сказала мне, — глухо проговорил Рихард. Он уже не смотрел на нее, когда просто стоял и вытирал полотенцем кровь чересчур сосредоточенно с разбитых костяшек. И это хладнокровие пугало. — Все это время молчала. Почему?

Лена услышала в его голосе что-то такое, что зацепило ее острым крючком и распороло сердце надвое. Ей хотелось, чтобы время повернулось вспять, и ничего этого не было — ни боли, ни обиды, ни разочарования, ни откровений, которые грозили разрушить единственное ценное, что у нее было сейчас.

Кто рассказал ему? Иоганн? И когда успел? Или это Руди, слепо обожающий своего кумира? И если это был Руди, что именно было рассказано? От этого так много зависело, и она не могла не спросить об этом.

— Мама, — коротко бросил Рихард, обматывая кровоточащую руку полотенцем. Уголок его рта дернулся нервно, следом нервно шевельнулся желвак на щеке. — Я телефонировал в Нойехальм из Берлина. Не мог не поговорить с матерью. И в разговоре она мельком упомянула, что в доме все хорошо, кроме инцидента с русской работницей.

Он помолчал немного, отвел на мгновение взгляд в сторону, а потом продолжил, снова глядя Лене в глаза:

— Я надеялся, что она скажет что-то другое. Все что угодно, но только не это. «Это не обсуждают в приличном разговоре, — рассказывала она. — Но, похоже, что у русских подобные инциденты становятся закономерностью. Сначала Катерина, а теперь…»

Лена закрыла глаза, чтобы не видеть лицо Рихарда в конце рассказа, когда его голос вдруг стал неожиданно хриплым. Она даже представить не могла, что он почувствовал в тот момент, когда разговаривал с баронессой. Если бы она могла, она бы отдала все, чтобы вернуть время вспять и не ходить на Вальдштрассе. Но она торопилась оставить записку для связного Войтека…

— Прости меня. Я понимаю, что злишься на меня…

Рихард вдруг бросил полотенце и налетел на нее так неожиданно, что она не успела опомнится. Сжал больно плечи, когда уставился на нее сверху вниз с такой яростью, что она невольно испугалась. Впервые за последнее время испугалась, что он может причинить ей боль. Но Рихард понял по побледневшему лицу Лены, что пугает ее, и тут же отпустил, подняв руки вверх, показывая, что не хочет причинить ей вреда.

— Я злюсь не на тебя, — произнес он как можно мягче, но в голосе все равно слышалась злость, Лена отчетливо распознала ее. — Я безмерно зол на себя, на мир вокруг и на ублюдков, которыми он полон. Я должен был защитить тебя. Думал, что сделал это. Думал, что все предусмотрел. Но не смог…

Рихард вдруг отвернулся от нее и вцепился в раковину с такой силой, что побелели костяшки. Все, что оставалось Лене — это смотреть на его напряженные мышцы. Хотелось подойти к нему, уткнуться лбом в спину, обхватывая руками талию, и попытаться унять эту боль. Как успокоить этим объятием свою собственную, которая снова пробудилась спустя недели. Но Лена не двинулась с места, опасаясь, что он может оттолкнуть ее, не захотеть этого прикосновения, и это разобьет ей сердце.

— Почему ты не сказала мне? — проговорил Рихард так тихо, что она едва услышала его.

— Почему? — переспросила глухо Лена. — Разве такое расскажешь кому-то?

— Кому-то? — с горькой усмешкой произнес он в ответ. — Я думал, что мы давно уже не просто «кто-то» друг другу. Можем говорить откровенно обо всем. В любви не бывает недосказанности или тайн. И делят пополам все — и хорошее, и…

Рихард не договорил. Лена видела, что его скрутило в очередном приступе ярости, и он с трудом сдерживает свои эмоции сейчас.

— Кто это был? Кто-то из городских? С окрестных ферм? Или кто-то из солдат? Как это вообще могло произойти? Кто посмел… в моем владении… — он не договорил и резко поднял голову, чтобы посмотреть на десяток ее отражений в разбитом зеркале. — Это было не в Розенбурге, верно? Никто бы не посмел. Вот оно. Нарушение, о котором говорила мне Биргит. Ты нарушила мой приказ. Кто был с тобой? Айке? Урсула?

Она испуганно взглянула на него при упоминании имени молодой немки, и Рихард успел заметить это в отражении разбитого зеркала.