Читаем На острие меча полностью

Аттиан с некоторой поспешностью подошел к нему – видимо, ждал от командующего вестей, – скользнул взглядом по личной печати Галла и прошел со свитком к стоявшему в центре небольшому походному столу. Устроившись за ним, он сорвал печать и погрузился в чтение, в то время как его гость с небрежным любопытством принялся рассматривать курьера. Впрочем, содержание послания интересовало этого человека куда больше: темно-синие глаза то и дело обращались к старшему трибуну, и возникающее в них нетерпение говорило о том, что и он каким-то образом причастен к тому, о чем сообщал наместник.

– Очень хорошо! Все, как я и предполагал. – Аттиан поднял голову, взглянул на своего гостя. – Кавалерия Вифинии уже на марше и скоро будет в Томах.

– Это действительно хорошая новость, – улыбнулся мужчина.

– К ее прибытию нужно подготовиться: разметить неподалеку площадку для лагеря, – как бы самому себе, стал объяснять Фульвий, – запасти фураж для лошадей, дрова. Этого, думаю, будет достаточно.

– Вы, римляне, во всем любите порядок, – продолжая улыбаться, заметил гость. – Пожалуй, в этом залог вашего процветания. И ваших побед.

– Но не в меньшей степени, чем и стремление к этим победам, – мягко уточнил Аттиан.

– Разумеется. – Темноволосый кивнул. – Я только хотел сказать, что искренне восхищаюсь римскими порядками. И вообще тем, как устроена Империя.

– Так было не всегда. А до этого пролилось немало крови.

– Я знаю. Тем более Рим заслуживает уважения, являя собой наглядный пример для подражания.

– К сожалению, не все думают подобным образом.

– Не все. Но мыслями и побуждениями можно управлять. И направлять их в нужное русло.

Оба собеседника умолкли, как если бы разговор коснулся темы, настолько щепетильной, что при посторонних ее не следовало обсуждать. Они почти одновременно переключили внимание на застывшего у входа трибуна, и от их сверлящих взглядов Лукану сделалось неуютно.

– Я помню тебя, – ткнув в его сторону указательным пальцем, сказал Аттиан. – Помню по охоте. Ты тот офицер, что не дал вепрю искромсать товарища. – В глазах гостя возникла заинтересованность, а Фульвий продолжил: – Легат о тебе хорошо отзывался. Напомни свое имя.

– Гай Туллий Лукан, старший трибун.

– Да, точно, Лукан. Твой меткий бросок меня восхитил! И коль уж ты здесь, герой, не поделишься с нами, где научился так ловко обращаться с копьем?

– Здесь, в Томах, во время подготовки новобранцев.

– О-о-о! – многозначительно протянул темноволосый. – Наверное, у тебя был опытный учитель?

– Достаточно опытный. Им был центурион Гней Сибиус, он имел честь биться под командой нашего легата в Британии.

– Это о многом говорит. – Аттиан повернул лицо к своему гостю. – Я тебе рассказывал, Котис, об офицерах, последовавших за Галлом в эту глушь. Сибиус один из них.

«Так вот кто гость трибуна! Брат Митридата!» – растерялся Лукан, а вслух произнес: – Центурион Сибиус занимался обучением ауксилариев и сейчас назначен командовать одной из когорт.

– Если наместник окружил себя такими опытными офицерами… – Теперь улыбка Котиса предназначалась ему. – То это уже половина успеха в нашем предприятии. Не так ли?

Ответил Аттиан:

– Несомненно. От офицера многое зависит в бою. Но не меньше – и до него, когда сражение только готовится.

Лукан не мог не признать, что тот прав. За те полгода, что он провел в армии, пусть и без битв, он многое сумел вынести. Например, то, что солдатам буквально вбивают в головы не подлежащее обсуждению правило: беспрекословно выполнять приказы своих командиров, будь то поле боя или обычная гарнизонная жизнь. От четкости же и скорости выполнения команд в сражении напрямую зависел его исход. Именно этим – слаженностью действий отдельных подразделений – и отличались римские войска от армий других народов, или варваров, как их принято было называть.

– Наместник Галл сообщает что-нибудь еще? – Темно-синие глаза Котиса сосредоточились на Аттиане, он даже чуть подался вперед, словно ожидал еще какой-то новости, персонально для себя.

Старший трибун кивнул.

– Приглашает нас в свою резиденцию. Причем сегодня.

– Замечательно! – Котис выпрямил спину, оперся ладонями об острые колени. – Тогда не будем заставлять его ждать. – Его взгляд опять переместился на юного офицера. – К тому же у нас есть сопровождающий.

Он одарил Лукана своей очередной благосклонной улыбкой, которая уже начинала раздражать. Царевич был не старше его и являлся отпрыском, пусть и могущественного, но тем не менее варварского рода. Род же Туллиев уходил своими корнями в глубокую древность и принадлежал ко второму после сенаторов сословию в Риме – всадникам, – чья знатность и благородное происхождение не подлежали сомнению.

– Да, не будем откладывать наш визит, – согласился с царевичем Аттиан.

Он с видимым усилием выбрался из-за неудобного низкого стола и подошел к узкой софе у стены, на которой лежали его плащ и перевязь с мечом. Встал и Котис. Он оказался высок и строен, а длинные жилистые руки не походили на руки дворцового неженки. И двигался он легко и непринужденно, точно кот, заигрывающий перед тем, как напасть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза