На островах дракона

На опушке галерейного леса показывается стая макак голов в тридцать. Прежде чем двинуться дальше, они рассаживаются на самом краю леса и внимательно исследуют окрестности. От группы отделяется крупный самец, входит в долину, на минутку присаживается, оглядывается еще раз и лишь затем, окончательно успокоившись, издает властный рык. Тотчас к нему идет второй самец, а затем приходит и вся стая в строго установленном порядке — по старшинству и соблюдая интервал в три метра. Во главе шествуют три взрослых самца, затем несколько старых самок, кое-кто тащит уцепившихся за шею малышей и, наконец, следуют более молодые самки и самцы.

Добравшись до опушки мангровых зарослей, все разбегаются в разные стороны и под присмотром старых самцов принимаются ловить маленьких оранжевых и голубых крабиков, которые кишмя кишат меж корней пальм. В бинокли отлично видно, как макаки хватают их точно так же, как дети ловят мух, и с аппетитом уплетают, оборвав им предварительно клешни.

Я с интересом наблюдаю все, что можно высмотреть сквозь наши окошки, но мои товарищи теряют терпение: дракон заставляет себя ждать. Надо сказать, меня тоже начинают обуревать сомнения. Какого черта этот варан не идет есть приманку, которую мы ему приготовили? А вдруг вчерашние следы оставил ящер, который случайно прошел здесь и не намерен больше возвращаться в эти места? Или, может быть, он затаился где-нибудь в кустарнике и не решается выйти, почуяв нас? Да, но ящер, заявившийся к нам на стоянку, держался весьма свободно и, казалось, совсем не боялся нас. Что же делать? Ждать, другого выхода нет.

Но у любого терпения бывает предел, и любой энтузиазм, даже самый пылкий, надо время от времени подогревать, иначе он окончательно угаснет. Скоро полдень. Мы сидим в засаде уже шесть часов, неподвижно и безмолвно, перебрасываясь шепотом лишь короткими фразами. «Дерзать возможно без надежды, упорствовать — и в неудаче», — говорил Вильгельм Оранский. Что ж, остается применить его высокие принципы к охоте на дракона! Нет, это уж слишком. Чудовище не покажется сегодня, — это ясно, иначе оно давно было бы здесь.

К тому же пора перекусить; кстати, это нас развлечет. Провизией мы запаслись вдоволь: гроздь бананов на четверых и по два кокосовых ореха на каждого. Раскалываем их ударами мачете и делимся с соседней засадой своими впечатлениями и разочарованием.

И вдруг в разгар всей этой возни из-за большого кактуса показывается отвратительная плоская голова и, недвижно уставившись на нас, высовывает раздвоенный язык длиной не меньше сорока сантиметров. Голова вылезает дальше и дальше, вот уже видна громадная шея, морщинисто-складчатая, как шкура старого слона, затем появляется внушительная нога с пальцами, заканчивающимися крючкообразными когтями, как у орла. Чудовище на секунду замирает, внимательно осматривается кругом, останавливает взгляд на укрытиях и, как нам кажется, видит нас.

К счастью, наши опасения напрасны: удовлетворенный обследованием, ящер направляется дальше; из зарослей наподобие всплывающей подводной лодки показывается его огромное туловище, покрытое шкурой-броней, а за ним тянется нескончаемый хвост.

Подойдя чуть ближе к приманке, он опять останавливается и поднимает голову: становится видно пульсирующее при каждом вздохе горло, а в полураскрытой пасти — пленка липкой слюны. Заметив наконец оленя, он осторожно обходит его, ощупывая со всех сторон раздвоенным кончиком языка. Затем упирается передними ногами и, резко двинув шеей, кусает бок туши. Хруст костей, шкура рвется так, будто это игрушечный олень из бумаги.

Все это время безостановочно жужжат камеры и щелкают фотоаппараты. Но чудовищу не до нас. Действуя своей страшной челюстью, как кусачками, он с неимоверной быстротой проделывает отверстие в грудной клетке оленя и залезает туда с головой.

О, как хотелось бы мне не быть зоологом, чтобы суметь описать весь наш восторг от первой встречи с крупнейшим на земле ящером. К сожалению, я не в силах сбросить с плеч груз своей профессии и вынужден смотреть на гигантского дракона глазами человека науки.

Большинство путешественников, которым довелось столкнуться с ним до нас, описывали его словами, взятыми из учебника палеонтологии, а вдохновение черпали из научно-популярных диафильмов. Игуанодон, бронтозавр, тираннозавр — вот первые приходящие им в голову сравнения. В этой связи я всегда поражался, сколько людей, не способных отличить зяблика от синицы или пуделя от спаньеля, берутся авторитетно рассуждать о динозаврах и разных там диплодоках!