На острове Буяне

- А как же!.. Народ-то сначала вилы да топоры в руки брать не стал. Поговорил только: "Нам ведь барина-то надо - с русским умом! А не с германским. Ну, может, как-нибудь германского-то этого барина мы перетерпим и своего барина, какого-никакого, дождёмся. А этот, с чужим-то умом, может как сам подевается куда ни на то!" Да... Плюнул народ на всех бариновых друзей. И подался от них в дали дальние. В глушь забился: в леса да в чащобы, - спокойно выпевала тётка Матрёна. - Молчи!!! ...А барину неймётся. И стал он огнём горючим всю землю догола палить - и леса, и чащобы все: людей русских выкуривать стал, чтоб все Иваны как на блюде бы оказалися. Из земли русской - блюдо голое он делать стал! А кой-где плотинами наводненья устраивать велел, чтоб Иванов-то на нет извести и с лица земли народ весь русский - смыть. Чтоб земля голая, ничья бы стала: баринова вся. И он бы с барыней со своей да с друзьями по ней бы, по ничьей, на ночь глядя с собачками гулял. И вдоль бы гулял, и поперёк, и наискосок - тоже: с ними.

- Видишь, чего? - догадалась другая женщина. - Одной-то Иоанновой головы ему мало. Это уж, если он во вкус вошёл, то сам - во веки веков не остановится. Ирод.

- Дак, они же - алкоголики от нашей крови делаются! Оно давно всем известно, - заметила продавщица снисходительно. - Двенадцать, тринадцать. Что барин, что друзья его, они уж без нашей крови не могут, шешнадцать... Жаждают крови нашей - у-у-у, демократы! Мы что, разве не видим? Красноротые все мужики, в телевизоре-то которые сидят: как насосалися!.. Один. Два. Нет, их теперь только в элтэпэ: от кровяного запоя лечить, упырей этих! Восемь. Девять. Они сами уж от крови русской не отвалятся, пиявки. Пристрастилися! Одиннадцать.

- Ага! - кивала старуха. - Беконного откорма они. На голодной России откормилися... А люди опять, во второй раз, значит, собрались: "Пока мы не перемёрли все до единого, может, пора топоры хватать, и барина этого, с германским-то умишком, в Германию прогнать? Она, Германия, - страна крохотная, как раз по его мозгам: она ему - подходит. А для большой России не ум - умище нужен. Он где его, барин, возьмёт?! Прогоним, а то барин-то её до своего пониманья скоро всю скукожит, Россию нашу. И война есть война. И она против нас давно идёт, а мы кого же? Мрём да терпим. Терпим да мрём"... Мол-чи!!! ...А с Афона им уж весть подают: "И времена все - вышли, и больше времён у вас - не осталося, - говорят. - Мор, на вас насланый, сам не кончится, а только сильней на детей ваших падёт: спасайтеся сами - никто вас не спасёт ниоткудова. И чего вы ждёте?! Бог, что ль, с винтовкой за вас против барина-то пойдёт? А вы со стороны только, что ль, глядеть хотите? Нет, вы - идите. Сами. Своими ногами. Портянки на них намотайте - и ступайте. А Бог - поможет вам, если вы все, со святой молитвой, за всю святую Русь..."

- Вот, убожество! Да вы хоть знаете, какой век сейчас?! - строго перебил старуху Кеша, очнувшись от вразумительного и тихого её толкования. - Сейчас, между прочим, каждый должен сделать счастливым - себя! А не заботиться о других. Тогда только получится общество счастливых людей! Теперь модно беспокоиться о своём "я"! А не о своём пресловутом "мы". Пишут, пишут вам во всех газетах... Кретины. "Люди собрались все!..", - передразнил он. - Причём здесь "все"? Страна давно перестроилась на "я"!.. Я же сам читал. Лично!

В магазине наступила полная тишина. Продавщица перестала вязать на счёте "семь".

- Гадство! Жалею, что я эту газету всю в клочья истоптал, ноги ею обёртывал. От мороза. У меня ботинки прохудились... А то устроил бы я для вас чтение вслух. В борьбе с вашим дремучим, отсталым невежеством. С коллективным, между прочим... О своём "я" лучше позаботьтесь!!! Колхозницы!

Старик с дородной старухой, недовольно поджавшей губы, отошли в дальний угол и стали отыскивать что-то в своей общей сумке.

- А я?.. - успел только вымолвить старик, как вдруг старуха грозно побагровела и выпрямилась.

- И зачем ты твердишь одно и то же?! - взорвалась старуха: - "А я в десанте!", "А я в госпитале!", "А я в больнице на ренгене!"... - кричала она на старика, поправляя булавку на шали без всякой надобности. - Пристал: "я" да "я"! "Я кого" да "я чего"... Ну, твердит и твердит пустое! Якало... Не знаешь, что ли?! Грудные - и то все давно в зыбках научены: вон, "я"-то на воротах мелом написано было, а корова-то одна - чесаться подошла, да обдристаной жопой его и стёрла! Вот тебе и всё "я": цена ему - такая... Твердит! И что за привычка у тебя - в грех меня вводить?!

- Тётка Матрён!.. - ждали женщины продолжения. - А барину-то как потом за всё отплатилося?! За Иоаннову голову да за злодейство-то - над Иванами нашими?.. Народ-то русский с ним как поступил? Расстрелял - иль повесил?.. Иль на кол посадил?

- Викентий, и куда же ты попал? - всё бормотал и не мог успокоиться Кеша, переступая с ноги на ногу. - Эх! Лучше бы до Шерстобитова пешком дошёл, невзирая на истёртость газеты...

Однако удалиться просто так он не мог.