На острове Буяне

Бронислава вздохнула, открыла старый шифоньер, порылась в тряпье, сложенном как попало. Наконец вытащила огромный, добротный полушубок Кочкина. Моль совсем не тронула рыжего меха внутри - Бронислава догадалась засунуть в карманы узелки с нафталином.

- Перекрою, пускай носит, - бормотала она, размечая сухим обмылком, где надо распороть и срезать.

Вдруг обмылок замер в её руке, на весу.

- А Витюшка с Ксенечкой если поженятся? Внуки-то в кого уродятся?

- Вот! В меня да в Макарушку, - с робостью поняла она, стоя на коленях.

И покраснела густо, до гула в ушах:

- Ты погляди, как чудно на свете устроено...

Бронислава раскачивалась, улыбалась сквозь горячие, стыдливые слёзы, пришёптывала:

- Внуки-то в нас ведь уродятся. Всё равно - в нас с ним!.. И муж у меня свой есть: не плохой он, не злой. Господи... И все - вместе будем, все рядом. Как жить-то хорошо...

Но строгий взгляд с тёмной иконы достиг её сквозь кружева. И Бронислава оробела.

- ...А если и в фельдшерицу уродятся! - согласно махнула она рукой и поскорей отёрла лицо с покорностью. - Ничего, ничего. Я стерплю, не облезу я! Ничего... Ещё красивше тогда будут. Детки. Что ж теперь!.. Господи мой милый, Господи. Что ж теперь, коль так?!.

И соглашалась - то ли сама с собою, то ли с кем ещё, всхлипывая легко и радостно:

- Ладно. Всё ладно на свете!.. А мы вот и не понимаем сразу. После время разве что. Всё злимся кого-то. Зачем?.. Ох, и чудные же мы у Тебя, Милостивый! Чудные-чудные, не знаю какие прям.

В сенях стукнуло, хлопнула дверь, по полу прошла, клубясь, волна холода. Вошёл зять Антон и стал смотреть, как Бронислава ползает на четвереньках вокруг полушубка.

- А Нина где? - спросила Бронислава, не поднимая головы.

- Идёт. В погребе она.

- Вот, думаю, перекрою! - показала Бронислава на полушубок. - А то вас с Витьком после отца носить не больно-то заставишь. Вам ведь новое одно подавай. А старое-то - не больно.

- Да ты и не предлагала. Полушубок этот, - без удивления сказал Антон. - Ни мне, ни Витьку...

Клубы холода снова прошли по полу.

- Корове сена давала? - недовольно спросила Нина с порога. И поставила в холодильник трёхлитровую банку с солёным сырым мясом, уложенным под металлической крышкой ровными розовыми кусками.

- Накормила, - ответила Бронислава, переползая от рукава к вороту. - Да ведро баланды ей споила. Тёплой. С аржаной мучкой. Щепотку соли ей туда кинула. Она, Майка, любит, чтоб с солью маленько... Ставь кашу на плиту, разогревай, Нин. Что, на собрании-то много народу было?

Брониславе никто не ответил.

- ...Небось, весь элеватор ходил?

Антон подхватил из-под умывальника переполненное ведро, пошёл выносить. Нина разделась, стала возиться у плиты, бросив на угли пару берёзовых поленьев. Дома сразу стало веселей - от их потрескивания и от лёгкого запаха чистого дымка из засиявшего поддувала.

- Вот, всё же крышки-то мы - удачные купили, Нин! - заговорила тогда про хорошее Бронислава нарочно весёлым, бойким голосом. - Мясо-то у нас в банках, прям как вчера закололи.

Дочь промолчала.

- ...А Иван-то Коробейников из города - уж такие чудные Зинаиде привёз! - вспомнила Бронислава, тяжело вставая с пола. - И как у них мясо под ними сохранилося? Под резиновыми? Под толстыми?.. Даже не знаю.

Нина не оборачивалась. Только гремела тарелками громче обычного.

- Резиновые, говорю, крышки для банок, Иван-то купил!.. Толстые! - прокричала она Нине, как глухой, усаживась за стол поосновательней.

Та по-прежнему не слышала её и нарочно не встречалась с матерью взглядом. Только кинула ложки на стол. Они продребезжали коротко и резко.

- Зинаида ему велела железных купить! Как у нас. А он...

- ...И что? - наконец буркнула Нина, недовольно поправив на животе цветастый фартук.

- Да она их парила, парила! Крышки-то новомодные эти. А они и на банки не налазят! Тяжеленные, резиновые... Толстые, коричневые - и калошем пахнут. Когда паришь.

- Ну? - Нина уставилась на Брониславу требовательным, беспощадным взглядом.

- А вот и гну!.. Замучилась она их, распаренные, на банки напяливать, говорю. Зинаида! - рассердилась Бронислава. - Расстраивалась. Кричала: "Ты что мне привёз?"... Кричала: "Их двумя руками на хрен не натянешь"!.. Резиновые-то.

- На что-о-о?! - строго и протяжно переспросила Нина.

- ...Нет ни на что! - поджала губы Бронислава. - Только штокать и научились. Все прям такие умные стали! Одна только мать у вас - дура... Вот, такая я! Дура, да!

Вернувшийся со двора, Антон стоял посредине комнаты и ничего не понимал:

- Из-за чего это вы схватились? - тревожно моргал он. - Стряслось, что ль, чего?

- Да из-за крышек! Провались они пропадом все! В тартарары!!! И железные, и резиновые! - в сердцах выкрикнула Бронислава, схватила хлеб и принялась его резать на доске со стуком и крупно. - Мне уже и слова тут сказать никакого нельзя! Всё не так - всё не правильно! Не угодишь ни на кого в своём же дому!

Нина и Антон смотрели на неё сначала в полной немоте и неподвижности. Потом Антон выругался удивлённо:

- Ну, Яппония, страна косоглазых...