На острове Буяне

- Если с него вернётся, толку в этом мало. Он ведь тоже - как невольник тогда со мной будет: как мертвец - он будет со мной. И тепло - оно уж никогда к нам не вернётся... Если не наговаривать, то тепло - возвращается. А если наговаривать, то уж никогда. И будешь ты не человек, а колдун! Или колдунья, - поправилась она. - Сгорбатишься раньше время. И двадцать лет потом любая твоя молитва не примется, хоть как раскаивайся, вот какой это грех. Двадцать лет без всякой помощи будешь ты по земле не ходить, а ползать прям только, как гадина!.. Да, как гадина распоследняя. А если помрёшь в это время? Прямо в ад и ухнешь. А нам ведь - на небушко положено. Вверх. Да.

Бронислава опустила голову и задумалась. Но вдруг выпрямилась - и погрозила Козину кулаком:

- А вот доводить-то нас до этого - не надо. Понял?! Раз довёл кого до греха, значит - сам ты ещё больше согрешил. И тебя - сильней, чем меня, придавит, если что!

- Так ты - православная?

- А то! - с гордостью подтвердила Бронислава.

- А как же ты, грешница буянская, языческие тексты тогда проговариваешь?

- А нам так путь лёг. От них - к Сыну Божьему. А от Сына Божьего - к Богу: к всея твари Содетелю, - степенно рассудила Бронислава. И повторила: - Уж такой путь нам лёг. Что ж теперь.

- Есть у меня знакомый священник, Броня. Он бы тебя сильно сейчас поругал! Ведь произносить даже нельзя то, что ты читала. Это ведь, милая женщина, - обращение к тёмным силам. А дьявол, он обратившегося к нему человека оставляет всегда - с битыми горшками. С пустотой оставляет, Броня! С пус-то-той!

- А я что? Взаправди, что ль? - непонятно усмехнулась Бронислава. - Ты сам-то, может, и без стишка всякого, больше моего ему служишь. Этому. Лукавому-то. Вот, при пустоте, значит, скорей останешься... Да ты при пустоте давно, поди-ка, и живёшь!

- Чудные вы здесь, - стыло улыбался Козин. - Что - ты, что - жена... Она местная тоже. Ваша.

- Не больно-то она и наша, - поджала губы Бронислава. - Её девчонкой сопливой отсюда увезли. Они всей семьёй когда ещё в город переехали!.. Её и не помнит здесь никто, жену твою.

- Зато она - помнит... - уныло ворчал и озирался по сторонам Козин. - Перетянула. В глухомань эту. Где жить культурному человеку невозможно. Тут вам - и птицы без голоса, тут вам - и женщины без сердца... И Кешку, надо же, тоже сюда закинуло, бедолагу. Вот уж не ожидал, признаться.

- С сердцем мы или без сердца, а всё равно: здесь он останется! До самой смерти своей. Поглядишь! - засмеялась Бронислава, не слушая Козина.

- Ой, как сурово! - не поверил ей Козин.

- Ему теперь другой дороги нет, если на меня нарвался. А кто мне пакостить будет... - Бронислава встала, подбоченилась и прищурилась. - Я ведь и килу посажу. Охх, посажу!!!

В дверях она обернулась и решительно добавила, погрозив кулаком:

- Такую килу, что в могилу человека согнать может. И ни один врач не вылечит! Ни врач не вылечит, ни старуха не разговорит. Вот!.. - топнула она пяткой.

Но в полутёмной прихожей Бронислава приостановилась, будто искала чего на вешалке. Сама же перекрестилась поскорей с усердием и, оправдываясь, прошептала в потолок скороговоркой: "Ну, опять не удержалася... Пугнула! Батюшки-светы. Да что же это у меня с языка-то всё слетает? Прям беда... Ну вот чего с меня, с дурочки, возьмёшь? Накажи меня, Господи, за это - поскорей, зато не сильно! Отведи беду большую - нашли маленькую. Сильной-то уж - не карай".

И ещё рассуждала, отыскивая валенки и обуваясь: "Я же - кого? Я - вся перед тобой, Господи, открытая! Не подлая ведь какая..."

В тот миг, задетая Брониславой, Кешина вязаная шапка выпала из кармана полушубка на пол. Бронислава оглянулась на неё - и не успела поднять: чёрная, с бурой полосой, шапка осталась валяться на полу, похожая до странности на изнемогшую ворону. А за спиной Брониславы торопливо прошёл на кухню Козин.

Тогда Бронислава отодвинула с двери стёганое тяжёлое одеяло, прибитое поверху гвоздями. И помешкала ещё перед дверью.

- Знаешь что? - возбуждённо говорил Козин Кеше. - В доме своём не хочу видеть ни тебя, ни этой твоей толстощёкой заразы. Мне тут и своей, бледной, достаточно: вечно не знаешь, чего у неё на уме!.. А я-то про жену свою думаю: что такое?! Как глянет исподлобья, так у меня ноги отнимаются! Никакой свободы... На бабу чужую обернёшься - тут же за углом собака тебе палец прокусит. А по мелочи обманешь - либо молоток на ногу уронишь, будто кто под руку тебя толкнул, либо сквозняком спину тебе до радикулита прохватит. Мошоночной грыжи ещё мне только не хватало. От твоей буянской супруги. Извини, старик: вставай. Мне и так никакой жизни тут нет, в этом Буяне. Весь неодушевлённый Буян, и тот против меня...

- Погоди, что за суеверия? Мы же - образованные люди, говорили про Бодлера! При чём тут твоя мошоночная грыжа?! Нет, давай разберёмся. Нашу образованность, её же за версту видно!..