Читаем На отливе войны полностью

Мне часто говорят: «Вы пишете о войне, о вашем опыте в прифронтовой зоне, крайне удручающе. Но, безусловно, с течение этих долгих месяцев вы должны были столкнуться с вещами не только мрачными и ужасными – но и с проявлением благородства, с чем-то вдохновляющим или забавным, с чем-то человечным…» Поэтому я расскажу вам об Эсмеральде, чтобы вы не думали, будто у меня настолько патологический склад ума, что я не способна замечать ничего, кроме трагедии, и видеть то хорошее, что есть вокруг (121).

Что касается Эсмеральды, достаточно сказать, что она была козочкой, всеобщей любимицей, в конце концов приготовленной на ужин. Даже в самые светлые моменты Ла Мотт демонстрирует все тот же юмор висельника.

Война, по мнению Ла Мотт, отвратительна и безобразна, особенно если смотреть на нее с наделенной неким преимуществом точки зрения медсестры. В конце Введения к изданию 1934 года она пишет: «Движение огромных, мощных сил сопровождается массой уродливых явлений, это и есть „отлив войны“. Этот отлив смывает множество частных жизней, вынесенных из привычного течения и вырванных из своей среды обитания. Посмотрите на них краем глаза – часто слабые, отвратительные, отталкивающие». Далее Ла Мотт заключает с неменьшей убежденностью: «Не бывает войн без „отлива“»[152].

Эллен Ла Мотт и другие медсестры-писательницы

Эллен Ла Мотт не походила на типичных писателей времен Первой мировой войны. Она была представительницей нейтральной страны, получившей прифронтовой опыт из первых рук. Ее интересовали скорее ужасы войны, чем ее герои. Она писала очерки во время войны, и тогда же они были запрещены. Она была ни на кого не похожа, и не было других книг, похожих на ее. И все же будет полезно рассмотреть ее рассказы в контексте других произведений о Первой мировой войне, особенно написанных другими медсестрами. Примечательно, что еще несколько сестер, работавших бок о бок с Ла Мотт – в парижском госпитале или в полевом госпитале в Бельгии, – также опубликовали книги про войну. Эти тексты содержат ценную информацию о военном опыте самой Ла Мотт и ее подопечных.

Медсестры-волонтеры Первой мировой коллективно создали солидный корпус военной прозы. Среди них – Вера Бриттен, чьи широко известные мемуары «Завещание юности» (1933) легли в основу снятого недавно художественного фильма, а также многие менее известные личности. В самом деле, заметки медсестер Первой мировой войны, особенно военные, до сих пор обнаруживают и публикуют, в частности «Войну Дороти: Дневники медсестры Первой мировой войны» (2013); «Медсестра на линии фронта: Дневники о Первой мировой войне медсестры Эдит Эпплтон (2012) и «Военные дневники Клэр Гасс, 1915–1918» (2000). В этих и других бесчисленных прозаических, а порой и поэтических мемуарах медсестры Первой мировой записывали свои мысли о раненых и о войне в целом[153].

Особенно интересно, как другие сестры милосердия, публиковавшиеся в военные годы, описывают раненых растерянных мужчин, за которыми ухаживают, – потому что их пациенты радикально отличаются от тех, что изображает в своей книге Ла Мотт. К примеру, учительница начальной школы, медсестра-волонтер, писала своим родителям: «Эти люди поступают практически прямиком из окопов, и все они искренне благодарны и очень ценят удобные кровати, вкусную еду и отсутствие паразитов, чистые, светлые палаты, как и наши старания сделать их жизнь как можно более комфортной и приятной»[154]. Анонимный автор «Дневника медсестры на Западном фронте, 1914–1915» (вышедшего в 1915) также не выражает ничего, кроме восторга по отношению к своим подопечным. Эта женщина работала при санитарном поезде, доставлявшем солдат из полевого госпиталя, расположенного у самой передовой, в тыловые. Описывая состав с 368 ранеными, поступившими с фронта в октябре 1914 года после первой битве при Ипре, она замечает: «Около двухсот из них, а может, и больше имели опасные и серьезные ранения». Но подчеркивает она только их мужество и бодрый настрой: «Что сразу бросалось в глаза и буквально ослепляло своим сиянием – это общая для всех молчаливая сила духа этих людей; они переносили страдания без единого стона, жалобы или простого замечания». У раненых солдат, по словам автора дневника, «не было ни малейшей досады на свои увечья»[155]. Их товарищи по несчастью из книги Ла Мотт, напротив, громко возмущаются и проклинают свою судьбу. Или хнычут и рыдают, как дети.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное