Три другие товарки Ла Мотт по бельгийскому госпиталю тоже описали свой военный опыт, только эти произведения были опубликованы почти тридцать лет спустя после событий. «Моя любовь, Полиус», сборник писем военных лет Агнес Уорнер, профессиональной американской медсестры, вышел в начале 1917 года. В том же году появилась и «Зеленая палатка во Фламандии», военный дневник Мод Мортимер, американской медсестры-волонтера. Через двенадцать лет, в 1929 году, выходят военные мемуары в модернистском духе – «Запретная зона» Мэри Борден, американской директрисы и патронессы полевого госпиталя[161]
. В 1946 году была опубликована другая книга Борден, ее мемуары «Путешествие в тупик», рассказывающие об обеих мировых войнах. Эти книги содержат ценную информацию об истории, структуре и успешной работе полевого госпиталя, где эти три женщины работали бок о бок с Ла Мотт.Борден, американская наследница и писательница, не имевшая формального сестринского образования, была основательницей госпиталя. Как она объясняет в «Путешествии в тупик», она вступила в волонтеры в самом начале войны через французский Красный Крест, чтобы ухаживать за тифозными пациентами во временном госпитале в Дюнкерке. Там она увидела больных, лежащих на длинных рядах убогих кроватей при полном отсутствии медицинских средств для оказания помощи. Она описывает эту картину как «полумрак чистилища обтянутых кожей черепов, молящих глаз и судорожно сжатых пальцев». Это впечатление помогло ей осознать необходимость грамотно оборудованных госпиталей, и вскоре она заключила соглашение с французской армией о финансировании организации нового полевого госпиталя, в котором она будет управляющей с ежедневным присутствием. Соглашение также позволяло ей самостоятельно набрать сестер[162]
.Коллеги-медсестры Ла Мотт оставили любопытные описания самого госпиталя и ближайшей деревни Росбрюгге. Так, Уорнер вспоминает: «Это стандартный полевой госпиталь, состоящий из большого числа переносных домиков и палаток; в некоторых устроены палаты для раненых, в одной – операционная, в остальных – аптека, кладовая, прачечная, жилые помещения для сестер и докторов и т. д. Это небольшая колония в чистом поле с дощатыми улицами». Она также позволяет нам взглянуть на сестринский быт: «Я делю небольшую комнату с двумя сестрами, места там не слишком много, – пишет она. – Столом и местом для умывания нам служат составленные у стены ящики, а стул только один. Другие сестры живут в палатках, по двое»[163]
. Что касается окрестностей госпиталя, Мортимер рассказывает: «Из окон [бельевой] открывается вид с птичьего полета на ближайшую деревню, по единственной извилистой улице которой змеится бесконечная вереница войск». Окна операционной, по словам Мортимер, выходят на «покрытые грязью поля Фландрии, тут и там усеянные водяными мельницами»[164]. Она добавляет, что госпиталь был «приятным местом с аккуратными домиками, крепко стоящими на зеленой траве»[165].Ла Мотт тоже описывает госпиталь. В начале рассказа «Дыра в заборе» она пишет: «Госпиталь стоял в поле возле деревни и был огорожен плотным, высоким, колючим забором. На его территории располагалась дюжина деревянных лачуг, выкрашенных зеленой краской и связанных друг с другом дощатыми дорожками» (35). В интервью для одной газеты она позже добавляет: «Госпиталь состоял из множества отдельно стоящих построек, поэтому, чтобы попасть из одной палаты в другую, сестрам приходилось выходить на улицу – днем и ночью, в любую погоду. А погода по большей части была ненастной, и, несмотря на печи, нам составляло немало труда, чтобы согреться»[166]
.Госпиталь отстоял примерно на десять километров от линии огня, и это означало, что военные действия были в нем прекрасно видны и слышны. Как писала Уорнер родным,
В первую ночь по приезде я не могла заснуть – пушки стреляли всю ночь, и мы видели вспышки снарядов очень ясно; все небо пылало. Французские и английские орудия создавали непрестанный громовой рык; но, когда немецкие снаряды взрывались неподалеку, все мы ощущали отчетливое сотрясение, и все в нашем маленьком убежище дребезжало.