— Она сказала, что ее родители давно погибли. Это я, как дурак, спросил, чем они занимаются. Представляешь, как я мог ее обидеть. Почему ты этого не знал? Ты же, черт побери, детектив. Ты хоть что-то о ней знаешь? Интересуешься ее жизнью? Или, как обычно, думаешь только о себе и своей работе?
— Вот такой я детектив, мужчина и сын.
Ален чертыхнулся и пошел в туалет. Хотелось смыть с себя напряжение. Иллая, его отец, Агнес. Они все правы. Он погряз в работе, утонул в этом зыбком, протухшем болоте преступлений. Впервые ему по-настоящему понравилась девушка, но он даже не удосужился ничего о ней узнать. Не спросил, чем она увлекается, что предпочитает, есть ли у нее семья или она совсем одна в этом мире.
Плеснув несколько раз себе в лицо прохладной водой, Ален вернулся на кухню. Отец убирал остатки пиршества со стола.
— Иди к ней и загладь свою вину, исправь все, что натворил. Такую, как она, еще поискать. А ты… — Отец тяжело выдохнул. — Я не хочу, чтобы ты на пенсии остался один. Я не вечный, мое время тоже придет. А у тебя ни семьи, ни детей. Ни одного человека, которому ты небезразличен, который бы заботился о тебе. А на работе они отправят тебя на пенсию и забудут в тот же день.
Март всучил Алену плед, рюмку с ликером и подтолкнул к двери.
— Я тут сам все уберу. И не возвращайся, пока все не исправишь, — добавил он и похлопал его по плечу.
Ален накинул плед и вышел во двор. Пододвинул второе кресло к Иллае, которая смотрела на поле, затянутое мглой, сел рядом и взял ее руку. Она чуть дернулась, но руку вынимать не стала.
— Мне здесь нравится. Чувство ностальгии, — произнесла она мягко, уже без напряжения и сухости в голосе.
— Тогда почему ты не живешь в пригороде, в доме?
— В таком доме нужно жить семьей. У меня осталась только сестра, но она живет далеко и перебираться ко мне не намерена. А раньше мы любили с ней смотреть на звезды.
— Познакомишь нас? Я бы очень хотел с ней познакомиться.
Она еще раз посмотрела на звезды и сказала:
— Да, когда-нибудь я вас обязательно познакомлю.
— Отлично, я могу надеть костюм.
Она посмотрела на него и мягко улыбнулась:
— Мне и так нравится.
Он расплылся в улыбке.
— Ты первая женщина, которой я нравлюсь в футболке, потрепанных джинсах и с краской на руках.
— Это добавляет тебе шарма, — усмехнулась она.
— Вот это признание.
— Здесь ты выглядишь собой, истинным собой. Здесь ты — Ален, сын Марта, который красит сарай и жарит рыбу на гриле. А в костюме ты — детектив Расмус, расследующий убийства. — Иллая пожала плечами.
Они сидели, глядя на спящие поля, и слушали потрескивание углей в мангале. Ален, ничего не говоря, нежно сжимал ее руку, а Иллая наслаждалась простором и свободой этого места.
Глава 20
На отшибе
Время шло своим чередом. Пролетело еще три года, а за ними еще три.
Сестра стала скованной, зажатой и почти не разговаривала. Она по-прежнему брала меня за руку, и мы бродили по лесу, слушали скрип деревьев, шум ветра, пение птиц, шорох трав и жужжание насекомых. На свалку ходили только при крайней необходимости, еду приносили из школы, одежду мать доставала на барахолках и в благотворительной организации нашего округа.
Осенью мне стукнуло тринадцать, и мой мир разбился вдребезги. Твердую почву, на которой мы с сестрой стояли, прорезали огромные бездонные трещины. Как нам удалось не упасть в них, я и сейчас не знаю. А может, не получилось, может, нас давно заполнила черная бездна.
Наши тела менялись, мысли накалялись, мне хотелось выплыть на поверхность, а сестре — погрузиться на дно.
— Ну скажи, что со мной?
— Ты взрослеешь, — отвечала она, поджимая губы.
— Но другие так не взрослеют.
— На то они и другие, — убеждала меня Си, при этом ее глаза блестели от едва сдерживаемых слез.
Эти слезы всегда сдерживали поток моих вопросов, останавливали слова, оставляя их несказанными. Но мысли никуда не исчезали. Дети в школе обзывали меня, говорили, что я с браком, как сломанная игрушка, как тот солдатик, который теперь всегда был со мной. Может, так и было.
Отец стал злее, но мы старались избегать его. Мать же стала еще отстраненнее. Казалось бы, куда же еще, но она полностью охладела к нам. Мне кажется, для нее мы превратились в мышей, которые живут сами по себе в подвале, вроде никому не мешают, но лучше, чтоб их не было вовсе.