На пороге великих тайн

Выходим размять ноги. В лицо ударяет теплый ветер. Далеко на западе скалистая цепь, увенчанная снежными конусами потухших вулканов, — Срединный хребет. На востоке совсем близко крутые каменистые склоны Валагинского хребта, над которым мы только что пролетели. Удивительно, что этот хребет почти не имеет предгорий. Он поднимается стеной над плоским зеленым дном долины.

— Разлом, — объявляет Валентин Павлинович Шалфеев. — Центрально-Камчатская депрессия, в которой мы сейчас находимся, — грабен, обширная зона опускания. Валагинский хребет сопрягается с депрессией по глубокому разлому земной коры. Поэтому так прямолинеен хребет и так крут его склон. Хребет, конечно, еще продолжает подниматься…

— Почему вдоль этого глубокого разлома нет вулканов?

Шалфеев глубокомысленно пожимает плечами:

— Видите ли, этот вопрос упирается…

— Вулканы связаны с разломами иного направления, пересекающими Камчатку поперек, — перебивает Гоша Фокин. — Поэтому они не образуют непрерывной цепи, а встречаются лишь отдельными группами: Ключевская группа на севере, потом большая группа южнее Кроноцкого полуострова, Коряк и Авача у Петропавловска и так далее…

Шалфеев протестующе машет руками.

Сигнал посадки прерывает готовый разгореться спор. Короткий разбег. Под крыльями промелькнули коровы, мирно пасущиеся на краю взлетной полосы, огромные кочаны капусты на огородах. Проплыли серые дощатые крыши Милькова, потом проселок, по которому неторопливо пылит маленький автобус. И вот снова внизу раскинулось зеленое море тайги. В нем, как путеводная нить, — широкие голубые излучины реки. Кое-где дымки буксиров, тянущих связки плотов. Река Камчатка судоходна. Тысячи кубометров превосходной древесины сплавляют по ней в Усть-Камчатск — морской порт, расположенный в ее устье на самом берегу Тихого океана.

Справа объявляют, что появились облака. Затягивают Валагинский хребет.

— Не закрыло бы вулканы, — беспокоится кто-то.

Закир ухмыляется: камчатские метеорологи ошибаются редко. Облачность низкая — обычные кучевые облака хорошей погоды. А вулканы…

Он указывает вперед, вправо.

Там над седоватой пеленой тумана на фоне ярко-синего неба уже белеют острые конусы.

— Ключевская группа!

Все устремляются к правому борту. Самолет заметно кренит, но никто не обращает на это внимания.

— Смотрите, Толбачик!

— Плоский Толбачик, а этот рядом — Острый. Плоский Толбачик дымит…

— В последние дни он резко усилил активность. В кратере снова появилось лавовое озеро.

— Смотрите, смотрите, взрыв!

Серый клубящийся гриб вырастает над плоской снежной вершиной Толбачика, ширится, распухает на глазах. Ветер медленно сносит его на восток.

— Заглянуть бы в кратер, — мечтательно говорит мой сосед.

— Потолок самолета, пожалуй, не позволит, — извиняющимся тоном поясняет Закир. — Выбросы идут на большую высоту…

Самолет поворачивает прямо к вулканам. Теперь в окна кабины их не видно. Все расходятся по своим местам. Под нами волнистые гряды предгорий Восточно-Камчатского хребта, сухие долины с темными языками старых лавовых потоков, кое-где полуразрушенные шлаковые конусы. Слева широкий простор Камчатской долины — зеленое море тайги с желто-красной рябью берез и осин. Мы летим на север, краски осени становятся все ярче. На западе горизонт замыкают гребни Срединного хребта. Над ними, как маяк, — правильный белый конус Ичинского вулкана. Он потух уже давно. А может спит, как спал Безымянный?

Сидя на своих местах, мы настороженно крутим головами. С какой стороны летчики решили огибать большие вулканы?

— Дымит справа!

Снова все устремляются к правому борту. На лавках не хватает места. Анатолий Илларионович Попов, известный петрограф и вулканолог, широкий, грузный, немного напоминающий Тараса Бульбу, первым находит выход. Кряхтя, он становится на колени на полу кабины и прижимается носом и длинными усами к стеклу иллюминатора. Пример мгновенно находит подражателей, и вот уже все пассажиры — на коленях у правого борта. Двадцать два коленопреклоненных вулканолога перед «алтарем» земных недр. В два ряда, тесно прижатые друг к другу, все затаили дыхание, касаясь очками и седыми бровями холодных стекол. Самолет кренит все больше и больше.

Дверь, ведущая в кабину летчиков, распахнулась. Выглянул встревоженный штурман.

— Товарищи ученые, — начинает он, увидев, что все пассажиры прилипли к правому борту, — так же нельзя, товарищи…

Однако присмотревшись к лицам вулканологов, штурман умолкает и, махнув рукой, тихонько притворяет дверь.

Самолет плавно разворачивается, открывая ни с чем не сравнимую панораму. Над полосами облаков огромный идеально правильный белый конус с чуть скошенной вершиной. Он совсем близко и поднимается в синее небо гораздо выше нас. Темный венец скал у самого кратера свободен от снега; словно зубчатая корона, он венчает ровные белые склоны вулкана. Кратер дымит. Ветер уносит белые клубы в яркую, солнечную синеву. На гладких белых склонах конуса темнеют четкие правильные пунктиры — следы лавин.

— Ключевская! — проносится, как вздох, по кабине.