На привязи (СИ)

После разговора о Лайле он держался тише обычного, смотрел волком, но вслух ничего не произносил, даже не обвинял. Между ними настал худой мир, и порой Марику приходилось напоминать себе, что он не в школе, и ему не надо наносить превентивные словесные удары, прежде чем его втроем или, лучше, вчетвером схватят и отметелят за школой. Он и забыл, как почти каждый день было больно вставать из-за нескончаемых синяков. А месяц, когда он лежал со сломанным ребром дома, показался ему лучшим в жизни: никто не докучал ему, не задирал, и только Лайла приходила почти ежедневно, чирикая о своих девичьих делах.

Лайла… Странно скучать по человеку, с которым порвал все связи десять лет назад. Он и не вспоминал о ней, просто вычеркнул из памяти. А теперь, когда подруга оказалась мертвой, заныло, заболело, и захотелось ее увидеть.

*

Утром воскресенья Антон взял сумку, по привычке положив в нее пару чистых носков и трусов, словно ехал к родителям в гости на выходные. Умом понимал, что было бы достаточно сунуть в карман смарт и ключи, но упорно брал вещи, будто ничего страшного не произошло три года назад. Он сам не знал, зачем поехал. Видимо, привычка в выходные ездить домой — неизгладима, даже если дома уже никто не ждет.

Он взял такси, купил билет в автомате на станции и запрыгнул в вагон электры. Заметив в полупустом вагоне знакомую чернявую голову, он удовлетворенно хмыкнул и направился к свободному месту возле Марика. Сев, буркнул:

— Привет.

Марик коснулся ладонью уха, отключая наушники, и с удивлением посмотрел на него. Глаза он распахивал, словно актриса — широко, искренне, ресницы торчат во все стороны.

— Привет, — эхом повторил Марик и тут же помрачнел.

Антон тоже вспомнил их первую встречу в качалке. Она задала тон их отношениям: все сразу не заладилось. Антон все же не был злым дураком, каковым его, несомненно, считал Марик. Постепенно понял, что сам виноват: набросился, обругал. Может, еще не поздно исправиться.

Электра легко соскользнула с места и понеслась вперед. Антон обреченно подумал, что сорок минут поездки пройдут в неловком молчании, и нечего было выделываться. Сидел бы себе дома, отдыхал и нравственно разлагался. Так нет, вбил себе в голову, что надо с партнером непременно приятелями стать, чтобы не вышло, как с бывшей напарницей…

— Тоже к родителям едешь?

— Ну да. Домой, — осторожно сказал Антон и покосился на Марика. Тот сидел, положив затылок на подголовник, и смотрел в окно над макушками сидящих напротив него пассажиров. Антон уже в который раз поразился, до чего же прямым у человека может быть нос, точно по линейке отмерян. Родители Марика такими носами похвастаться не могли. Его мать, хоть и обладала нервной, утонченной красотой, имела привычку то и дело касаться пальцем небольшой горбинки на переносице, а отца Марика Антон толком и не помнил — незаметный, ничем не примечательный мужчина. — Я забыл, как твоего отца зовут, — сказал Антон.

— Мама его презрительно называла «Джонни», — отозвался Марик.

И имя такое же, как и он сам, — распространенное, вылетающее из головы сразу же, как только услышишь.

— Называла? — переспросил Антон.

— Ага. Он умер. Когда теракт был в Бизнес-центре.

— Извини.

Марик повернул голову. Посмотрел в глаза, словно оценивая, искренне говорит Антон или нет.

— Да ничего, — сказал Марик. — Я все равно по нему особо не горевал. Он, знаешь, всегда был мелким и мелочным. На маму все вешался, шагу не мог ступить, чтобы на нее не посмотреть. А может, стоило быть пожестче, тогда бы она в нем человека разглядела.

От его холодных слов Антону стало не по себе. В Марике всегда был надлом, нечто неправильное, отталкивающее, но Антон полагал, что хотя бы в кругу семьи Марик становится нормальным человеком. Выходит, отца он тоже изводил, как и его высокомерная мать.

— Что же, — с досадой спросил Антон, — нужно или соревноваться, или пресмыкаться? Других отношений не может быть?

— Каких — других?

— Нормальных, — раздраженно сказал Антон. — Дружеских. Теплых. Нежных. Люди, знаешь ли, просто любят друг друга, и никто ни на кого не вешается. И пожестче тоже не нужно быть.

— Нормальных, — повторил Марик и словно бы задумался. После паузы он произнес: — Нет, я с такими не сталкивался.

— Я заметил…

Антон уставился на свои руки, сцепленные в замок на коленях. Он ведь догадался, что Марик поедет семичасовым рейсом, собирался завязать теплый разговор, потом сходить на могилу родителей, поговорить с ними. Посмотреть на пустой дом, холодный, пугающий без них, и сказать себе: зато я исправил отношения с человеком, к которому был всю жизнь несправедлив. Теперь это вряд ли выйдет.