— Доброе утро, мальчики, — поприветствовал он. — Иду я, значит, на работу, предвкушаю продуктивный день, и что я слышу: кто-то обсуждает Альянс! В стенах этого здания! — разглагольствовал Оливер, порывистым шагом приближаясь к ним. — Вот что я вам скажу, детишки: еще хоть слово об Альянсе не в хвалебном ключе в участке — и оба пулей вылетите. Нам проблемы не нужны, ясно? Антон, ты понял?
— Понял, — проворчал Антон.
— Понял что?
— Понял, что об Альянсе больше никаких разговоров, Инспектор!
— Умничка, — нежно сказал Оливер, внимательно вглядываясь в Антона. Повернувшись к Марику, он вперился и в него взглядом. — А ты понял, Марий? Я бы не хотел ссориться с твоими бывшими коллегами. У стен есть уши, и многие только и жаждут накляузничать на вас гэбэшникам и вступить в Альянс. Ведь туда, как ты знаешь, правильных не берут, берут тех, кто выгоду приносит…
— Я понял, — резко ответил Марик. — Понял, что у вас свои счеты к Альянсу.
— Там многие люди искалечились, — сказал Оливер. — Не хочу, чтобы мои ребята там оказались. Мечтают — пусть, мечты никуда не приводят. А вот работать там — одно мучение.
Марик поспорил бы, он пообещал себе однажды завести с Олли разговор об Альянсе и доказать, что служба там — лучшее, что может с человеком случиться, Альянс покажет, чего ты достоин и на что способен, а если в отражении зеркала ты увидишь жалкую дрожащую тварюшку, а не того, кем себя считал: это твои проблемы, тебе с ними жить. Но сейчас он молча проводил Оливера взглядом и, злорадно ухмыльнувшись, отправил ему наполовину недописанный отчет. Мелочь, а приятно. Пусть вызовет к себе и покричит. По крайней мере, он не строит рожу кирпичом, не улыбается изредка, как приятному человеку, исключительно для того, чтобы потом сказать что-нибудь гадкое и максимально обидное. Есть люди, которым надо обязательно в рану пальцем ткнуть и внутри поковыряться, и Антон — один из таких.
Вернувшись в квартиру, Марик забрался в душ и долго стоял, пока горячие струи воды били спину кнутами. Мысли метались по голове обрывками. Он запоздало осознал, что Лайла, похоже, и впрямь умерла, а он ведь дружил с ней с начальной школы. Сидел за одной партой, накручивал на палец ее длинные рыжие волосы. Рассказывал, что влюблен, влюблен так сильно, что горло сжимается, стоит только попробовать заговорить с Антоном. Как она тогда сказала?.. «Я тоже его люблю. Прости». Он вспомнил ночь, когда Лайла осталась у него дома, и лежа на одной кровати, они пытались сохранить дружбу. Лайла говорила, что она не виновата, что влюбилась, точно так же, как не виноват он, это просто приходит — и все, ничего не поделаешь. Он — навсегда ее друг, и она что угодно ради него сделает. Она знала, что он скажет, и поэтому добавила: все, что попросишь, кроме одного. С Антоном она отказалась расставаться. И ей показалось, что было красиво с ее стороны попытаться подружить их. От этого стало лишь хуже. Марик увидел, как тепло Антон на нее смотрит, и как его большая, похожая на полотно лопаты ладонь скользит по ее плечам, и в тот же миг понял, что ничто не будет как прежде. Он не сможет издалека разглядывать Антона, подначивать его и думать, что однажды Антон оценит его, что однажды Марику удастся заслужить его любовь. С этим он попытался смириться так же, как мирился с непереносимо несчастным чувством долгие годы. Но когда он осознал, что и с Лайлой больше не сможет быть откровенным, он сломался. Потом — окровавленная ванна, больница, крики матери и ее безумный, неистовый гнев — и запредельная нежность по отношению к нему. Она не стала прежней после его попытки уйти из жизни. Она не разучилась бояться.
Он понял, что прошел месяц, как его выгнали из Альянса. Даже больше, считая несколько дней, отведенных на расследование, проведенное чисто формально. А он все еще не сказал матери, что сменил работу. Она уже вернулась из путешествия, несколько раз звонила, настойчиво приглашая в гости. Он то и дело сбрасывал вызов, потому что был на дежурстве и не собирался разговаривать с ней, пока Антон сидел рядом и мог слышать каждое слово.
Марик выключил воду, выбрался из душа. Посмотрел на смарт, лежавший неподалеку, и решил, что пора. Нужно съездить домой. Не в этот выходной и не следующий. Мама все еще считает, что он трудится пять дней в неделю и ждет его в воскресный день. Нужно договориться с Антоном поменяться сменами с другими патрульными, отоспаться после двух ночей, а в воскресенье сесть на ранний экспресс.
Так он и сделал. Антон согласился на удивление просто, лишь пожал плечами и сказал:
— Ладно.